Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2 - [18]

Одним словом, было интересно все!

Между поздней обедней и молебном, состоявшимися в три часа дня, Боря с товарищами успели не только обегать весь монастырь, потолкаться среди толпы богомольцев, некоторые из них также с любопытством осматривали монастырь, но и подзакусить в просфорной, куда они сумели проникнуть, свежими просфорами, испеченными из какой-то полубелой муки и казавшимися особенно вкусными.

Сумели они также побывать в одной из келий, куда их позвал старый-престарый монах, с длинной седой бородой, согнутой спиной и очень добрым и ласковым лицом. Этот монах, встреченный ими на дворе, остановил их, а когда они подошли к нему под благословение, то есть сложили ковшичком руки, склонили головы и смирно встали перед ним, благословил их. Узнав, что ребятишки, а их было пять человек, певчие из соборного хора, он похвалил их за богоугодное занятие и позвал их к себе в гости.

Келья отца Паисия, так звали этого монаха, запомнилась Борису Алёшкину навсегда. Это была узенькая, длинная комната с высоким окном, пропускавшим очень мало света. В переднем углу висело несколько больших икон, с такими темными ликами, что невозможно было разобрать, что за святые на них изображены. Перед иконами висела горящая лампада. У окна стоял аналой с раскрытым евангелием на нем, а у одной из длинных стен узкая длинная кровать, покрытая серым суконным одеялом. На противоположной стене висел небольшой деревянный шкафчик.

Отец Паисий, войдя в келью, поставил в уголок у двери свой посох, перекрестился на иконы, что не замедлили повторить и вошедшие за ним ребятишки, подошел к шкафчику, вынул из него несколько кусков сахара и раздал ребятишкам. Затем он сказал:

– Ну, дети, идите с богом, я перед молебном немного отдохну…

После молебна певчих накормили сытным обедом и отправили пешком домой.

Мы уже знаем, как происходило это возвращение.

Вскоре Янина Владимировна узнала от одного из педагогов школы, что в Наробразе ученикам-сиротам выдают кое-какую одежду и, кажется, даже обувь.

Было написано заявление, и Боря отправлен в Наробраз. Когда он туда пришел, там уже находилось несколько таких же бедолаг. Всех их принял сам заведующий уездным отделом Народного образования.

Он прочитал каждое заявление и что-то написал на уголке каждого из них, затем он вернул бумажки и предложил всем пройти на склад, помещавшийся здесь же во дворе исполкома, и получить то, что было разрешено. Боря получил три аршина ситца на рубаху и хромовые ботиночные заготовки с необходимым прикладом. В его памяти сохранился вид этого ситца, это была розовая материя в мелкий красненький горошек. Вряд ли теперь кто-нибудь и в захолустном селе носил бы рубашку из такой материи, но тогда были рады и этому. Рубаху скроила и сшила няня Маня при содействии Луши. Это была косоворотка, сшитая «на рост», первые дни она топорщилась во все стороны, а рукава свисали длиннее пальцев. Но все-таки это была обнова…

С ботинками дело обстояло хуже, а как раз они-то и были нужнее всего. Если бы был жив муж Анны Никифоровны Шалиной, то он бы сшил ботинки быстро, а теперь пришлось искать сапожника. И когда он был найден, то за шитье запросил непомерную цену – 5 фунтов меда. Пришлось отдать.

После каникул Алёшкин пошел в школу в новой рубахе и новых и неимоверно скрипящих ботинках, скрип этот доставлял ему удовольствие, а у его товарищей зависть… Вообще-то говоря, мальчишка имел довольно нелепый вид, но тогда мало кто следил за внешним видом друг друга, почти все были одеты кто во что горазд. Поэтому на его розовую в горошек косоворотку, подпоясанную тонким матерчатым ремешком, черные потрепанные и залатанные штаны из бумажного сукна (было, оказывается, такое сукно) и большие, невероятно скрипучие хромовые ботинки, из-под которых выглядывали портянки, завязанные под штанинами веревочками, никто не обратил внимания. Нательное белье, вернее, то, что оставалось от него, было далеко не первой свежести. На голове каким-то чудом держалась старая гимназическая фуражка с поломанным козырьком. Так как весна вступила в свои права, то Боря ходил без шинели, из которой, кстати сказать, он и так уже вырос, что она была гораздо выше колен, а застегнуть ее при всем желании никому бы не удалось.

Вот так выглядел наш герой весной 1920 года.

Последняя четверть учебного года пролетела быстро, особых приключений ни в школе, ни дома за это время не было. Перед концом занятий всем было объявлено, что на следующий год все они переводятся без каких-либо экзаменов в первый класс второй ступени. Каждый пойдет в ту школу, которая находится ближе к его дому. Алёшкин обрадовался: значит, теперь он будет учиться в здании бывшей старой мужской гимназии, где сейчас учится Юра Стасевич и где, как было уже известно, будет учиться Юзик Ромашкович.

Сразу после окончания занятий в школе мальчик отправился в лес к Иосифу Альфонсовичу, который очень нуждался в помощнике для работы на пасеке. Мед к этому времени для Стасевичей стал не только необходимым продуктом питания, но и основным средством обмена на любые другие товары.

В последнее полгода Янина Владимировна Стасевич часто болела: сильные головные боли, быстрая утомляемость, повышенная раздражительность указывали на расстройство нервной системы. Лечивший ее Рудянский рекомендовал поездку в Москву для консультации со специалистами, а может быть, и для стационарного лечения в одной из московских больниц. Для этой поездки нужны были средства, получить их можно было только от продажи меда.