Необычные воспитанники - [6]

Мне стало стыдно моего малодушия. Я молчал, опустив голову.

— Сходи-ка ты, Василь Андреич, в лесок, — вставая, сказал Боярук. — Прогуляйся, голова и проветрится. Прогуляйся. Вот. А завтра на работу. Все и обойдется.

Следующий день был воскресный, и питание воспитанникам полагалось усиленное. Вместо чая подали какао, к обеду готовили мясные котлеты. Я занял свое место во главе стола. Никто из ребят не улыбнулся при виде меня, не отпустил остроты, а Титов и вообще не глядел в мою сторону. Видно, ребята не придали большого значения моему «поражению» и забыли его, как забывают обычные незначительные происшествия. Я приободрился.

Не прошло и недели, как у меня с Лешкой Титовым завязались отношения прямо дружеские. Парнишка он был вольнолюбивый и очень любознательный, всегда с удовольствием слушал, как я читал воспитанникам рассказы Горького, Короленко, рассказывал о международных событиях. Титов стал захаживать ко мне, брать книжки. Я увидел, что если с ним «ладить», то он охотно исполняет все, что от него требуется.

На свою первую «воспитательскую» получку я купил отличные шерстяные брюки, первые новые в моей жизни. Через день мне предстояло ехать в МОНО на совещание, и я их собирался надеть. С вечера примерил, походил по своей комнатке, повесил в шкаф.

А утром, проснувшись, не обнаружил. Перерыл у себя все — брюки исчезли.

«Куда же они могли деться? — растерянно думал я. — Комната, правда, не запирается, но неужели кто взял?»

Я, как был в трусах, накинул шинель, зачем-то вышел в коридор и тут столкнулся с Лешкой Титовым. Он принес мне книжку «Железный поток» и хотел взять другую.

— Дадите?

Я вернулся в комнату, но все как-то не мог сообразить, что мне делать. Взял со стула старые брюки, стал рассматривать. Положительно, в них ехать было невозможно: не только грязные, изношенные до крайности, но и две латки на самом видном месте.

— Да вы что… такой? — удивленно спросил Титов. — В шинели ходите.

— Походишь, коль брюки пропали, — с досадой сказал я.

Титов оглядел комнату.

— Не разыгрываете?

Я не ответил и стал надевать старые: все-таки в Москву ехать было надо, что скажут в МОНО, если пропущу совещание? Титов повернулся и, не сказав ни слова, вышел.

Надо бы позавтракать на дорогу, но настроение у меня вконец было испорчено, и я решил, что перекушу в Москве где-нибудь. Я сунул в карман папиросы «Смычка» и уже собирался было выходить, как дверь сама открылась, и на пороге появился Лешка Титов с моими новыми брюками в руках. Я так и ахнул.

— Где нашел?

— Там, где их уже нету. Скажи спасибо, политрук, что захватил вовремя, а то уплыли бы твои шкары на Сухаревку. Понял?

Вот тут мне пригодилось знание блатного словаря: шкары это и есть брюки.

— Огромная благодарность тебе, Леша. Кто же все-таки «тиснул мои шкары»?

— Нашелся такой. Да ты на него не обижайся, политрук, он из новичков. Еще не обтерся в коммуне, вот и холодно ему стало. Мы ему объяснили, где раки зимуют.

Я дал Лешке почитать «Детство» М. Горького и отправился на дачный поезд. Больше к вопросу о пропаже брюк мы никогда не возвращались.

В конце сентября я писал в клубе стенгазету, когда услышал во дворе шумные возгласы ребят, смех. Выглянул в окно и увидел двух парней: их тесным кольцом окружили наши воспитанники. «Кто же это такие?» — подумал я и, отложив перо, вышел из здания.

— Шефы приехали, — сразу сказал мне первый встречный малец. — Из Болшевской коммуны.

От нас Болшевская трудкоммуна была совсем недалеко. Я уже знал, что там воспитывались не подростки, как у нас в Новых Горках, а настоящие «блатачи»: воры-рецидивисты! Признаться, я с большим любопытством смотрел на этих двух «шефов». Право же, встреться я с ними на улице, никогда бы не подумал, что у них такое необычное прошлое. Парни были самые обыкновенные, одетые вполне прилично, в чистых ботинках. У обоих на борту пиджака — кимовские значки.

Меня познакомили. Фамилия старшего была Груздев, я бы ему не дал больше двадцати двух лет. Второй, Беспалов, выглядел года на три моложе. Они с интересом расспрашивали о жизни нашей коммуны, охотно рассказывали о себе.

— Что вы собираетесь сейчас делать, ребята? — спросил наших воспитанников Беспалов.

— В футбол шабать.

— Дело. У вас две команды? Айда на поле, я буду судить.

Ребята шумной гурьбой побежали к издали видным воротам. Мы остались с Груздевым, и я предложил прогуляться к реке Клязьме. В лесу стояла тишина, береза уже начала желтеть. В осиннике тенькала синица, долбил дятел сосну. Ребята наши приносили полные кепки грибов, разводили костры, варили их в котелках. Груздев стал рассказывать о Болшевской трудкоммуне.

— Мы Горькому в Италию письма пишем. Это Матюша наладил… Погребинский: он большой начальник в ОГПУ. Нам Алексей Максимыч прислал большую библиотеку. На каждой книге мы поставили штамп: «Подарено Горьким воспитанникам Болшевской трудкоммуны». Берегем.

— А как у вас дисциплина? — поинтересовался я.

Мне показалось, что Груздев глянул на меня очень внимательно.

— Подходящая.

И шагов через пять просто, искренне пояснил:

— Руководители — хорошие люди. И дядя Миша… это Кузнецов, заведующий. И дядя Сережа — Богословский, врач наш, участник гражданской… Он всей воспитательной частью заворачивает. К ним мы можем в любое время дня и ночи прийти со своими нуждами: никогда не откажут. Правда, один воспитатель расчет взял: ершился больно, кричал, командовал. А разве это дает пользу?