Необычные люди и авантюристы разных стран - [84]

По мнению господина Гёре, этим средством является конституция и развитие социалистической партии. «Те, кто ранее не был убежден в исторической необходимости и благотворной роли рабочего движения, тот убеждается в этом, прочитав в книге Фишера, как жил рабочий тридцать лет назад.» Однако же, господин Гёре признает, что это не является мнением автора. «И теперь, – говорит он, – Карл Фишер все еще закрыт для социализма, он упорствует в своих слишком явных религиозных чувствах и испытывает самое глубокое уважение к имперской власти.» Вот так, без ведома автора и даже вопреки ему, его книга стала обвинением против нынешнего состояния общества и защитой общественного идеала Карла Маркса и господина Бебеля, – вещь, в которой, в конце концов, нет ничего невероятного, особенно со стороны человек, так мало привыкшего даже к простейшим умозрительным построениям. И – добавлю – есть часть программы социалистической партии, полезность которой безусловно подтверждается автобиографией старого рабочего, а именно, та часть, где рабочим предлагается объединиться в борьбе за свои интересы. Если бы рабочие на кирпичном заводе в Оснабрюке в то время, когда с ними работал Фишер, имели бы профсоюз, то уж, конечно, хозяева не сокращали бы постоянно жалованье рабочим, как они это делали, и закрыли бы завод только тогда, когда сами бы стали с каждым годом получать меньше прибыли. Ну да ладно, ведь преимущество совместных действий останется одним из выводов, которые следуют из чтения книги. И этот вывод, думаю, одобрил бы даже дед Карла Фишера, старый солдат, забавлявшийся тем, что, положив рядом с собой раскрытую Библию, писал «что-то вроде пастырских проповедей».

Но заходить дальше и пытаться извлечь из воспоминаний Фишера доводы в пользу социалистических идеалов – значит, на мой взгляд, абсолютно не представлять истинного характера книги. От страданий, которые терпел старый рабочий в течение полувека, не смогут избавить лишь внешние реформы. И уж, конечно, не триумф коллективизма помешает отцу избивать сына, товарищам по бригаде обкрадывать своего же, а мастерам унижать и притеснять человека, находящегося в их полном подчинении. Если его автобиография и может что-то доказать нам, так это то, что счастье человека гораздо меньше зависит от его материального положения, чем от его душевного состояния и от душевного состояния окружающих его людей. Благодаря своему красноречию тем более убедительному, ибо оно наивно и непосредственно, эта книга заставила нас понять, что «социальный вопрос – это прежде всего вопрос морали». И хотя бывший пастор, представивший нам эту книгу, кажется, удивлен, что приключения старика Фишера не помешали ему «упорствовать в религиозных чувствах», я постарался показать, что сами эти приключения напоминают нам о самом ценном, что есть в мире как для рабочих, так и для их хозяев: о твердой вере «в мир иной, о котором постоянно говорит нам Иисус Христос в своих Евангелиях».

II. Английский каменщик

280

Возможно, вы еще не забыли журналиста, который несколько лет назад предпринял одно любопытное «исследование», касающееся причин и условий долголетия? Он нанес визиты многим знаменитым старцам, смотрел, насколько хорошо каждый из них сохранился, и выспрашивал, как им это удалось. Естественно, каждый нахваливал свой образ жизни и полагал его единственным средством противостоять наступлению старости. Один из них заявил, что давно бы умер, если бы хоть раз проснулся позже пяти часов утра. «Откажитесь от курения, – говорил второй, – и к восьмидесяти годам вы не почувствуете тяжести лет!» Но единственный настоящий старец, – я имею ввиду то, что он был самый старый из всех и что он замечательно сохранился, – явил собой пример совершенно противоположный и дал советы совсем иные. Талантливый художник, увенчанный славой, последний хранитель великих классических традиций французской школы живописи, он и в свои восемьдесят пять оставался крепким, ловким, полным жизни и здоровья, словно молодой подмастерье. Он принял посетителя в окрестностях Парижа, где, не выпуская трубки изо рта, работал на свежем воздухе в любое время года и в любую погоду. Когда же, наконец, журналист осмелился напомнить ему о возрасте и задал вопрос, который недавно задавал почтенным старцам, то старик прежде, чем ответить, налили себе еще разок большую рюмку абсента, а после сказал (не могу претендовать на дословное воспроизведение), что постоянная привычка к «аперитиву», а также к хорошему вину во время отдыха – всего лишь одна из многих привычек, коим он обязан удивительной молодости тела и ясности сознания, поскольку в основном он приписывал этот результат своей привычке никогда не противиться природным инстинктам, говорившим в нем, например, отправляться в постель только тогда, когда потянет спать, вставать только тогда, когда захочется встать, – словом, никогда не стеснять себя ничем под предлогом строгого соблюдения правил или умеренности.

Неожиданный ответ старейшего из наших французских старцев постоянно вспоминался мне, когда я читал недавно прелестную и весьма поучительную автобиографию английского каменщика. Нет, он не достиг успеха чрезмерным, или хотя бы умеренным употреблением крепких напитков, ибо в течение долгой «пролетарской» жизни этому достойному человеку с трудом удавалось избежать голодной смерти, а с другой стороны, как он сам говорит – и описание его жизни то подтверждает, – он ни в малейшей степени не разделял пристрастия большей части себе подобных ни к пейл-элю, ни к джину, ни к виски. Однако на всем протяжении своего рассказа он неоднократно уверял, что умеренность явилась одной из главных причин его неспособности подняться выше положения простого рабочего. И доводы, приведенные им в подтверждение, не менее убедительны, чем аргументы старого художника в доказательство непреложности природных инстинктов, коими мы должны руководствоваться в жизни, к тому же в нашем случае доводы подкрепляются силой наглядного примера. Автор довольно убедительно показал в своей книге, что несмотря на умеренность, экономию и большое трудолюбие он так и не смог выкарабкаться из бедности; и когда затем он говорит, что ни хозяева, ни бригадиры не имели обыкновения поощрять у рабочих добродетели подобного рода, мы верим ему. «Трезвый, прилежный и умный рабочий, – утверждает он, – неизбежно рассматривался бригадирами как вероятный соперник, и очень редко, когда у хозяина не вызывали подозрения те добродетели, которые рано или поздно привели бы рабочего к мысли потребовать более высокую заработную плату, или, может, возмечтать о независимом положении. Рабочий, любящий пропустить время от времени стаканчик-другой – лишь бы пристрастие не мешало работе, имеет больше шансов завоевать расположение и своих товарищей, и тех, кто нанял его. Товарищи говорят о нем, как о добром малом, неспособном никому причинить зла, а хозяин дружески улыбается ему, полагая, что эта маленькая слабость поможет выбросить навсегда из головы опасную идею начать трудиться на себя». Или же вот еще одно смиренное и меланхолическое признание: «Я всегда был настолько воздержан в питии, насколько можно быть, не считаясь при этом