Необычные люди и авантюристы разных стран - [64]

Осталось объяснить две попытки самоубийства – в подвале Даумера и произошедшее четырьмя годами позже, которое привело к смерти бедняги. Но и здесь также некоторые малоизвестные факты заставляют переменить наше мнение. К примеру, однажды у Даумера Каспар, вне себя от того, что его обвиняют во лжи, выхватил пистолет и выстрелил, поранив себе плечо. А ведь так называемая попытка убийства в 1829 году произошла как раз после подобной сцены, когда добряк Даумер, возмущенный нескончаемой ложью своего воспитанника, назвал его мошенником. Точно так же и в декабре 1833 года, до необъяснимого покушения в саду Аншпаха, Каспар услышал от доктора Мейера, что недавно вернувшийся лорд Стенхоуп решительно отказывается заниматься им. Упреки обычно приводили его в состояние бешенства, и он терял контроль над своими поступками. В Аншпахе, как и в Нюрнберге, он-то и ранил себя в один из приступов истерической лжи, следуя неосознанному желанию придать ей некоторую правдивость. Но и в этот раз, впрочем, у него, кажется, не было намерения убивать себя. По словам лорда Стенхоупа, опирающегося на мнение врачей, видевших рану, Каспар Хаузер просто снова хотел нанести себе легкий порез, и совершенно случайно нож, пройдя сквозь толщину ватной куртки, настолько глубоко проник в тело, что дошел до сердца. Да и поведение молодого человека доказывает, что до самой последней минуты он не понимал всей серьезности своего положения.

Так что вся «тайна» в этой знаменитой истории сводится к нашему неведению относительно происхождения и прошлого Каспара Хаузера. Несомненно, он был крестьянином, ибо чистое безумие отождествлять его с мертворожденным ребенком великой герцогини Баденской; судя по его произношению, он, несомненно, был родом из какой-то баварской или австрийской деревни. Но из какой? И почему не нашлось никого, кто мог бы его опознать? Конечно же, это странное явление, но все-таки в нем нет ничего таинственного, если подумать о разнице тогдашних средств связи с теми, которые ныне находятся в распоряжении полиции и прессы. К тому же сейчас и французский суд, и суд любой другой страны быстро найдут управу на лиц, отказывающихся сообщить свое имя и откуда они родом, и мы этому не слишком удивляемся. Более любопытно знать, помнил ли сам Каспар Хаузер из каких он краев, – в таком случае ему нужно было обладать поистине необыкновенной силой воли, чтобы скрыть свои чувства и не вызвать ни у кого подозрения, – а может, он просто забыл об этом, как часто случается с неуравновешенными людьми такого типа. Господин Лэнг, со своей стороны, скорее склоняется ко второй гипотезе; и то, что он сообщает нам о характере Каспара Хаузера, действительно очень похоже на признаки амнезии, раздвоение личности и «амбулаторный автоматизм», наблюдаемые у больных истерией и приведенные Майерсом в книге «Человеческая личность», вышедшей после смерти автора. Но, если следовать этой гипотезе, то как объяснить письма, которые были при Каспаре? Не проще ли предположить, что молодой человек сам предпочел чуть ли не с охотой забыть о прошлом, дабы лучше играть свою роль, и сам стал жертвой своего обмана, как часто случается со лгунами?

Во всяком случае, отныне мы можем утверждать, что в истории странного человека, которого некогда называли «ребенком Европы», «тайны» – в обычном понимании этого слова – больше не существует. Нет больше тайны – ее разгадку мы знаем – и в весьма знаменитом деле о колье, но господин Лэнг хорошо сделал, что поведал о нем своим соотечественникам. Нет больше тайны и в другом деле, которое почти так же знаменито в Англии и Шотландии – в деле, известном под названием «заговор Гаури»240, и которое в конечном счете, представляет собой неудачную попытку покушения шотландских дворян на жизнь короля Якова VI. «Тайна» в этом случае родилась из-за того, что Гаури после провала их попытки стали уверять, будто, напротив, король пытался их погубить, но господин Лэнг, используя многочисленные факты и доводы, показывает всю чудовищную нелепость подобного рода притязаний. Так, из главы в главу, на всем протяжении своего рассказа он разгадывает самые невероятные загадки, которые летописцам и предвзятым памфлетистам так нравится загадывать нам и заменять ими историю.

Надобно ли говорить, что не существует «исторических тайн»? Есть лишь одна тайна, которая никогда не будет раскрыта: это сама История, вся История от начала до конца, или, точнее, все прошлое и все настоящее человечества. Что мы должны думать о самых важных и самых известных фактах в свете множества противоречивых рассказов, которые донесли до нас свидетельства даже самих современников? Какое у нас может сложиться представление о каком-нибудь Цезаре или Наполеоне, когда не существует и двух биографов, имеющих одно и то же мнение о характере этих людей и о причинах и мотивах приписываемых им поступков? Всякая историческая достоверность становится сомнительной, когда мы присмотримся к ней попристальней, и напрасно стараются заменить ее различными гипотезами, поскольку эти гипотезы – дабы иметь какое-нибудь значение – должны были бы основываться на знании человеческой души, которая – увы! – остается для нас еще более непознаваемой, чем все остальное.