Необычные люди и авантюристы разных стран - [32]

»125!

Всего писем двадцать. Господин фон Кайзенберг представляет их нам все в точности в таком виде, в каком обнаружил, «ничего не вычеркивая и ничего не меняя» Перед нами теперь не рассказ, записанный со слов Сесиль ее подругой: сама Сесиль де Курто говорит с нами, сообщает, что случается с ней день за днем, что она слышала или видела интересного в течение двух лет, прошедших со времени ее отъезда во Францию. Ностальгия оказалась более сильным чувством, нежели желание быть подле замечательной подруги, и 21 сентября 1801 года мадам фон Альвенслебен записывает в своем Журнале: «Моя Сесиль только что покинула меня, чтобы начать ходатайство о конфискованном Революцией состоянии ее родителей». «По крайней мере, – добавляет она, – моя обожаемая Сесиль пообещала мне писать так часто, как только возможно. Но что значат письма в сравнении с живым словом, идущим от сердца к сердцу?»

Предчувствия не обманывали прабабку господина фон Кайзенберга: получаемые письма уж не были письмами, способными заменить «дорогое присутствие» баронессы де Курто. И в самом деле, нельзя представить себе письма, которые бы так мало походили на письма, ибо в них недостает разнообразия, непринужденности и прочих особенностей личной переписки. Если бы господин фон Кайзенберг не поручился бы нам, что нашел оригиналы в семейных бумагах, если бы он не прерывался на каждом шагу, чтобы сказать на какой бумаге и какими чернилами написано каждое письмо, я бы скорее сравнил их с «Письмами дядюшки племяннику о политической экономии», публиковавшимися где-то году в 1848 с целью просвещения народа. Время от времени Сесиль считает себя обязанной в начале писем посокрушаться о Кальбе-на-Мильде и сказать несколько нежных слов о его жителях, но после она тут же принимается вновь – с того места, где закончилось предыдущее письмо – цикл своих лекций о Наполеоне, Жозефине и о парижском обществе эпохи Консульства.

Однако, я должен еще добавить, что перед тем, как покинуть подругу, Сесиль де Курто нарисовала для нее небольшую картину (ныне принадлежащую господину фон Кайзенбергу), где изображены цветы, а внизу написала загадочные стихи:

Aime, que j’aime,

Tu aimeras toi-même!126

И вот она на пути в Париж! «Мне нужно вновь привыкать к французскому образу жизни, – пишет она из Шалона 9 вандемьера Х года127, – и в частности к позднему часу обеда. Ибо вместо того, чтобы обедать в полдень, обычно обедают в семь часов вечера: это время основного принятия пищи. А так как мне скучно в моей комнате, то я стараюсь никогда не пропускать того, что здесь называется табльдот. Однажды вечером, когда я обедала в Отеле де Мец, в Фальсбуре, молодые офицеры 42 пехотного полка завели между собой чрезвычайно вольный разговор о короле Бонапарте128. Они без конца упоминали некую мадам Розу, которая, по их мнению, имела множество любовных приключений прежде, чем обратила на себя внимание генерала Бонапарта, и, в частности, была любовницей генерала Оша129. Они сказали еще, что генерал Бонапарт до того, как вступил в связь с мадам Розой, ухаживал за женой депутата Рикора, а после хотел жениться на старой и богатой директрисе театра, мадам Монтансье. Я спросила себя, что это за мадам Роза, и вспомнила, что мадам Бонапарт в девичестве носила имя Жозефина Роза Таше де ла Пажери.»

22 вандемьера Х года Сесиль прибывает в Париж и останавливается в отеле Бательер на улице Клебер130. Она пишет подруге, что сразу же после завтрака «пошла прогуляться по бульварам, и что ей было очень весело от парижской суеты». Вечером, в театре, она видела знаменитого генерала131, который 18 брюмера, войдя в зал Пятисот, крикнул: «En avant, mes grenadiers! Au nom du général Bonaparte le Conseil législatif est détaché!»132 Фраза приводится господином фон Кайзенбергом по-французски – так, как она написана Сесиль де Курто.

В следующем письме бывшая фрейлина принцессы Ламбаль сообщает, что вновь увидела «нашу дорогую и прекрасную Королевскую площадь, которая вновь называется теперь площадью Побед». Именно в этом письме она сообщает об упомянутом уже разговоре, имевшем место несколько дней назад в Тюильри между Наполеоном, Клебером и Дезе».

А постскриптум этого письма еще более удивителен. «Прилагаю, – пишет Сесиль де Курто, – очень любопытный документ. Это вырезка из газеты «Монитёр»133 от 6 фрюктидора II года134. Сохрани ее в своей коллекции редких вещиц. У меня здесь есть подруга, которая, как и ты, собирает все эти исторические редкости.»

И далее господин фон Кайзенберг приводит по-французски ту «историческую редкость», в том виде, в котором обнаружил ее в письме баронессы де Курто:

Décret d’Exécution

1^о Maximilien Robespierre, âgé de trente-cinq ans, né à Arras, ex-député du Convent national.

L’accusé est atteint de vouloir mettre au trône le fils de Louis Capet, et à trahir par ceci la patrie. Il est convaincu.

2^о L.-J. R.T. Lavalette, âgé de quarante ans, né à Paris, ex-noble, ex-commandant de l’armée française du Nord.

(Ici, il suit les noms de: Custine, Huchard, Barnave, Bailly, et d’autres, ensemble 12 numéros.)

Sont par ceci déclarés tous hors de la loi par décrets du Convent du 9 et 10 thermidor