Необычайная история Йозефа Сатрана - [2]

Стремясь утаить сей свой предполагаемый недостаток, Шафранкова выносила жестокие вердикты при оценке умственных способностей своих учеников, чьей души она абсолютнейшим образом не понимала. Что касается ученика Сатрана Йозефа, тут она пришла к твердому убеждению, что его необходимо изъять из обычной школы и поместить в заведение для умственно отсталых. Родителям Сатрана она сообщила, что их сын проявляет исключительное отсутствие интереса к знаниям и без специальной школы из него вырастет редкостный экземпляр тунеядца и обузы для общества.

Ученик Йозеф Сатран, однако, отнюдь не был плохо подготовленным к жизни. Он унаследовал от своего отца страсть к механике.

Йозеф Сатран-старший за гроши — каких-нибудь пять или десять сотенных — покупал остов автомашины и не знал большего счастья, чем копаться в моторах и механизмах, валяясь под жестяной развалиной без окон, дверей, колес или прочего, что хотя бы отдаленно напоминало автомобиль, до поздней ночи. Чтобы потом, непомерно счастливым и до невозможности усталым, с руками, по самые локти перемазанными в масле, свалиться в чистую постель.

Папаша Пальца приволок во двор своего домишки корпус старичка «тудора» выпуска сорок восьмого года и добыл через девятнадцатые руки мотор от «октавии» без каких-либо признаков жизни. После чего отправился в Пльзень и в специализированном магазине купил диски и «обувку». К этому залатанному монстру он приспособил указатели поворота от старого автобуса и торжественно выехал со двора. Сношенные шаровые пальцы бросали машину от тротуара к тротуару, потому что Сатран-старший позабыл проверить управление.

Хотя Сатран-отец и был одержим страстью автолюбителя, но выхлопотать технический паспорт для неуправляемой машины все же не решился. Шаровые пальцы были дефицитом, и найти их даже для более современной машины оказалось невозможным.

Слепленный на живульку «тудор» так и остался стоять в углу двора Сатранов тихим памятником его неистребимому усердию. Но Сатран-старший не отчаялся. Дня через три он приволок корпус машины, рядом с которой неподвижный «тудор» выглядел как автомобиль нефтяного магната.

В отличие от своего папаши Палец, кроме страсти к механике, был наделен еще и талантом. В девять лет он мог снять головку блока и невооруженным глазом определить, в каком состоянии находится клапан, только лишь подгорел или наполовину уже сожжен. Умел сменить тормозные колодки, в большинстве случаев сношенные на нет. Промыв в бензине безнадежно заржавевший тормозной тросик, он принуждал его к послушанию.

Со временем со двора Сатранов перестали выезжать разномастные стреляющие выхлопом уродины с висящими на дверцах ржавыми замками от крольчатника. Сатран-старший стал гонять по дорогам в профессионально собранных машинах, чье изначальное происхождение мог определить лишь специалист.

Однажды, летя по шоссе на таком чуде техники, он переоценил свои шоферские возможности, как до сих пор переоценивал свое искусство механика, и на крутом повороте разбил вдребезги машину, найдя для себя среди обломков железа мгновенную гибель.

Чтобы уберечь единственного сына, мать Йозефа Сатрана запретила ему какую бы то ни было автомеханическую деятельность возле своего дома. К этому времени Палец уже почти выучился на слесаря и стал замечательным механиком. Запрет он переносил тяжело. Позже приятель шахтер разрешил ему поставить у себя во дворе «велорекс», приобретенный за сто восемьдесят пять крон. Езда в подобном трехколесном костоломе, чей ветхий скелет был небрежно прикрыт залатанным брезентом, больше походила на метания взбесившегося быка по обледеневшей пашне, нежели на комфортабельное путешествие.

Нашлась одна девица по имени Консуэла Плечистая, которая снизошла до того, чтобы прокатиться с Пальцем на эдаком «чуде».

Консуэла отличалась очень красными и словно отполированными до блеска икрами ног, кроме того, ноги ее были необычной формы: с внутренней стороны прямые, будто их прочертили по линейке, в то время как их внешние контуры изгибались наружу буйным полукружием. К тому же Консуэла страдала каким-то стоматологическим заболеванием, в результате которого распухшие десны верхней челюсти свисали на нижние ярко-красными сосками. Консуэла любила громко и без причины хохотать. Зубы у нее были мелкие и серые, и потому ее улыбка напоминала картинку из детской сказки про серых мышек, выглядывающих из-под карминовых пуховиков.

В течение всей этой довольно шумной поездки она излагала Пальцу опасения своей матушки, как бы она, Консуэла, спаси бог, «куда-нибудь не подзалетела», ибо все мужики, а «главное, моторизованные», завозят девушек «подальше от людей», чтобы «предаться своим безудержным страстям».

Пальцу и в голову не приходило предаваться чему-либо безудержному. И, хотя «велорекс» вдруг намертво встал посреди леса, однако предаваться страстям у Пальца не было никакой охоты: «велорекс» забастовал сам по себе.

Палец попытался запустить мотор. Трехколесное чудо, рванувшись вперед, подпрыгнуло разок-другой, словно вспугнутая лягушка. Тогда бедняга Палец под взглядом дико хохочущей Консуэлы молча разобрал жиклёр.