Необъявленная война - [19]
В редакцию нашей многотиражки вошел незнакомый солдат и попросил разрешения обратиться к товарищу капитану. В этот час других капитанов, кроме меня, здесь не было.
Солдат передал, что майор товарищ Спицын хотел бы повидать меня сегодня в любое время до двадцати двух часов. Отдел дивизионной контрразведки на соседней улице, пятый дом направо.
Я нанес визит задолго до двадцати двух. Не то чтобы в мандраже: хотелось побыстрее выяснить причины небывалого приглашения.
Майор Спицын Филипп Тимофеевич сидел в закутке с узким окошком. Встретил он меня обычным «Привет, привет». Подвинул табуретку. «В ногах правды нет». Держался, как всегда, приветливо, с едва уловимой дружеской насмешливостью. Не то чтобы чувство превосходства, но сознание собственной посвященности в тайну, недоступную прочим.
Тайна была сногсшибательная: я живу на конспиративной квартире бандеровцев. Ни больше, ни меньше.
Когда прошла оторопь, смекнул: кому-то из начальства приглянулась квартира, выдворят меня, выселят хозяйку с матерью — и «пожалуйста, товарищ полковник».
В таком духе и ответил лысому майору, вызвав у него откровенную досаду.
- Неужели мы стали бы гнать тебя из этой с... комнатушки? — осуждающе удивился он. — За кого ты нас держишь?
Поскольку риторические вопросы не предполагают ответа, я промолчал. Но сдаваться не собирался.
Перестраховщики они, в своем СМЕРШе. Всюду видят врагов народа и шпионов. Моя хозяйка — жена врача, его мобилизовали в нашу армию в первые дни войны. Он скорее всего погиб. Но жена никаких уведомлений не получала. Я сам помог ей сочинить письмо-запрос в ГУК, послал его через наш штаб.
Майор Спицын Филипп Тшлофеевич, не перебивая, с состраданием во взгляде выслушал меня. Потом учинил разгром по всем пунктам.
Мужа хозяйки никто не мобилизовывал в Советскую Армию, удивительно, что она прибегает к такой бесхитростной, легко опровергаемой лжи. Он жив-здоров. Находится в одном из оуновских отрядов, действующих в окрестных лесах. По агентурным сведениям, регулярно навещает женушку. На квартире — пункт сбора и обмена информацией. В непосредственной близости от советского офицера, страдающего не только, как говорил товарищ Сталин, дурацкой болезнью беспечности, но и лишенного чувства самосохранения, свойственного даже кошкам.
Потеря бдительности — неизбежное следствие победы в войне. Диалектика, как учат классики марксизма-ленинизма, обязывает в каждом явлении замечать положительные стороны и отрицательные. Война не кончилась, мировой империализм не разбит, националистическое отребье поднимает голову. И т. д. и т. п.
Эта часть речи майора Спицына напоминала монолог полковника Гусева. Установка, видимо, уже выработана. Каждый аранжировал ее в зависимости от собственного понимания, а главное — своего поста. Подбивая бабки, майор вернулся к тому, с чего начал: я должен освободить комнату. Иначе он не ручается.
- За что не ручаетесь? — изумленно переспросил я.
- За твою башку. Знаешь, как они топором орудуют.
Не отвечая по существу, я решительно возразил майору Спицыну. Коли впрямь явочная, конспиративная или еще какая в таком духе квартира, зачем же им убивать советского офицера? Тем паче страдающего дурацкой болезнью беспечности.
Впервые за все время этого разговора майор Спицын Филипп Тимофеевич посмотрел на меня почти с уважением.
- Соображаешь. Оставайся. Только ушки на макушке. Инициативу не проявляй.
Желая приблизить финал неприятной беседы, я поинтересовался, как у Филиппа Тимофеевича насчет стихов.
- Не до того! — отрубил майор-стихотворец.
- На фронте-то до того было.
- На фронте войска воевали, мы несли свою службу. Здесь мы воюем. Наша это война.
Я бы согрешил против правды, уверяя, будто слова майора Спицына пропустил мимо ушей, будто сомнения не закрались в душу. Более того, доброжелательство хозяйки, какие-то несообразности в ночной жизни нашей квартиры могли подтверждать его правоту. Подозрения легко овладевают человеком, привыкшим к постоянному вражескому окружению, порабощают его.
Идея перманентной борьбы с врагами почти гениальна.
Я возвращался домой, в комнату, в которой успел прижиться, находясь в состоянии душевного смятения, более всего страшась выказать его перед хозяйкой и ее мамой.
Прогуливаясь по улице, дождался, пока их окна погаснут, поднялся на второй этаж, стараясь не шуметь, отпер дверь и на цыпочках прошел в свою комнату.
Утром на первый этаж, в неотделанное помещение магазина, поселили взвод. Среди солдат я заметил нарочного, вчера присланного за мной майором Спицыным.
Хозяйка совершенно невозмутимо отнеслась к вторжению. Как пишут в художественных произведениях, ни един мускул не дрогнул на ее лице.
Вечером, делясь со мной новостью, заметила, что давно ждала такого вселения.
Жизнь текла по-прежнему. Однажды хозяйка предупредила меня, что на пару дней отправится с подругой в село — надо раздобыть продукты.
После ее возвращения в городе были разбросаны бандеровские листовки с угрозами.
Вспоминая прежнее их появление, я мог бы заметить, что раз или два это случалось после таинственных ночных шорохов в нашей квартире.
В художественно-документальной повести ленинградского журналиста В. Михайлова рассказывается о героическом подвиге Ленинграда в годы Великой Отечественной войны, о беспримерном мужестве и стойкости его жителей и воинов, о помощи всей страны осажденному городу-фронту. Наряду с документальными материалами автором широко использованы воспоминания участников обороны, воссоздающие незабываемые картины тех дней.
Роман известного румынского прозаика посвящен событиям, связанным с участием Румынии во второй мировой войне. Художественными средствами автор показывает неизбежность краха фашистской идеологии, раскрывает процесс ломки в сознании румынских солдат королевской армии под влиянием побед Советской Армии над гитлеровскими захватчиками. Книга пронизана уважением и любовью к советским людям, их справедливой борьбе с фашизмом. Роман представит интерес для широкого круга читателей.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
Двенадцати годам фашизма в Германии посвящены тысячи книг. Есть книги о беспримерных героях и чудовищных негодяях, литература воскресила образы убийц и убитых, отважных подпольщиков и трусливых, слепых обывателей. «Звучащий след» Вальтера Горриша — повесть о нравственном прозрении человека. Лев Гинзбург.
В повести «Однополчане» рассказывается о боевом пути авиационного полка в годы Великой Отечественной войны. Автор повести, сам в прошлом военный летчик, хорошо знает жизнь славных соколов, их нелегкий ратный труд, полный героизма и романтики. Многие страницы повести, посвященные описанию воздушных боев, бомбардировочных ударов по тылам врага, полны драматизма и острой борьбы, читаются с большим интересом. Герои книги — советские патриоты до конца выполняют свой долг перед Родиной, проявляют бесстрашие и высокое летное мастерство.
Книга «Отель „Парк“», вышедшая в Югославии в 1958 году, повествует о героическом подвиге представителя югославской молодежи, самоотверженно боровшейся против немецких оккупантов за свободу своего народа.