Необходимей сердца - [30]

В передней послышались девичьи голоса.

В комнату зашли уже втроем.

Девушки представились — Вера, Наташа.

— Как идет подготовка к экзаменам? — поинтересовался хозяин дома.

— Я сидела с утра, — сказала Вера.

— А я в кино была, — засмеялась Наташа.

— И это правильно, — одобрил Серегин. — Перед смертью не надышишься. Давайте что-нибудь выложим на стол и побеседуем как люди. Вы мне поможете, Наташа?

— Помогу.

И они ушли.

Безостановочный звонок прокатился в комнате.

— Вот и последние гости, — прокомментировал Серегин.

Вошли высокий красивый парень и с ним тоненькая, как балерина, девушка.

— Это наш преподаватель Олег, а это староста нашей группы Ксения, — сказал хозяин.

Шумно сели. Немного выпили.

Общаться стало свободней.

Включили магнитофон, и он запел мягким итальянским голосом.

Все вышли в комнату и стали танцевать. Улыбка не сходила с девичьих лиц, словно была постоянной их принадлежностью. Ксения чуть насмешливо смотрела на Матвея. Но как он мог пригласить ее, чувствовать под пальцами ее тело, если в городе была его Ольга, нежная Ольга. Подумал со страхом: «А вдруг и она сейчас с кем-нибудь танцует?» Но отмел эту мысль.

— Значит, вы тоже к нам, девочки? Это похвально. — Олег усмехнулся. — Но ведь у нас строго. Мозг должен быть заполнен мыслями, как стол Гаргантюа закусками. Увы, главное — это мысли и люди, способные их претворять в жизнь. Последний процесс именуется трудовым подвигом. А что касается чувств, они отмирают.

— А по-моему, чувства не отмирают, — сказала одна из девушек.

— В наш век чувства даже становятся острее, возвышенней, — поддержала ее другая.

— Нет, острее они станут, когда у человека для них будет время. А у нас нет времени ни для настоящей любви, ни для настоящей ненависти…

По голосу Олега чувствовалось, что он любил такие споры.

— А откуда вам это известно, позвольте полюбопытствовать?

— Из литературы. Из искусства.

— У вас, наверно, всегда были пятерки по литературе?

— Да.

Выпили вновь и вновь заспорили, потом снова танцевали и снова спорили.

Ольга, милая Ольга, где она теперь? Ведь он ее любит, но разве сумел бы он объяснить: за что? За доброту? Миллионы женщин добры. За красоту? Миллионы женщин красивы.

Матвей вдруг забеспокоился. «А что, если Ольга придет раньше?»

Он поднялся из-за стола и ушел. И его отпустили без сожаления, все были разогреты вином, продолжая жонглировать словами.

Ольги около дома не было, он даже обошел вокруг на всякий случай. Она пришла в одиннадцать. От нее слабо пахло вином. Он сказал ей об этом.

— Конечно, — ответила Ольга, — мы немного выпили, я же не видела ее полгода. От тебя, кстати, пахнет тем же.

Она поцеловала его, и хорошее настроение сразу вернулось.

* * *

…Неужели то, о чем люди молчат или говорят неоправданно грубо, зло, что более всего другого на свете невыразимо, — неужели это произошло с ним? Он не ожидал случившегося, и оно было доступно ему во всей глубине и неожиданности. Он не позволял себе думать о случившемся, но это было как болезнь, а разве можно о болезни не думать?

Сумел ли он отдать равное взятому? Он забывал иногда о своем счастье и часто мучил себя ее словами: «Не думай, что я плохая».

Они виделись часто, как только дети засыпали, он шел к заветному месту в лесу. Быть может, в их отношениях произошло что-то непоправимое. Ольга, казалось ему, стала сдержанней. С чувством потери вспоминал Матвей их первые встречи.

А лето подходило к концу.

— Давай пойдем на поляну, давно там не были, — как-то предложила Ольга.

Ночи вдруг стали холодными. Природа явно повернула к осени.

Они шли, прижавшись друг к другу, Ольгины волосы щекотали его лицо, и от этих прикосновений становилось жарче.

Их ноги цеплялись за корни сосен. Иногда сосны скрипели, и Ольга прижималась в такие секунды сильнее. Подошли к поляне и остановились перед ней, как перед невидимой границей. Несколько огоньков вдали обозначали село, оттуда доносилась музыка, должно быть, из клуба.

— Давай вернемся, — сказала Ольга.

Он молчал, и она подумала, что ему хорошо здесь. Справа от них мрачнело давно срубленное дерево. Они подошли к нему.

— Ну давай сядем.

Они сели.

— Зря мы сюда пришли.

Вышла на поляну луна. По стволу сосны будто катилась вода — таким ярким стал лунный свет. Лес потерял свою мрачность.

Матвей встал.

— Не зря. Давай найдем шалаш. Я сегодня строил с ребятами.

Они быстро нашли шалаш, он остро пах смолой, с трудом втиснулись в него. Сквозь плохо сделанную крышу за ними подглядывали звезды.

* * *

И снова — город. Но Матвей уже не вернется в лагерь… Как скоро пролетели светлые и легкие, подобно каплям грибного дождя, дни. Детсад еще не вернулся.

А дни без Ольги стали пыткой. Тягучие минуты опутывали воспоминания, на подступах к сердцу теснились нелепые мысли. Он высчитывал часы до приезда Ольги — оставалось три дня: это сорок восемь часов, огромная пустыня времени.

Ольга позвонила ему только на второй день приезда. В трубке звенел ее новый, городской голос:

— Привет.

— Привет, — радостно ответил он.

— Вот я и приехала.

— Я хочу тебя видеть сейчас.

— Сегодня я не смогу.

— Почему?

— А такие вопросы задавать нельзя.

— Встретимся хотя бы на час.