Ненавижу - [12]

Хорошо бы еще и ничего не чувствовать. Разорвать очередной круг. Зачем? Чтобы сразу угодить в другой. Круговорот страстей в природе.

Поговорила сама с собой, и как-то легче на душе стало. Я — это лучшая моя подруга. Пора бы осмотреться, дорогая, куда это мы с тобой попали?

…Марина прищурилась, изучая обстановку. Мимо прошла секретарша, яркая, свободная и уверенная в своем завтрашнем дне. Такой же и она была три года назад, когда вошла в бар и увидела дым над его головой. Одна секунда, и размеренная, выверенная до миллиметра, жизнь полетела в тартарары. Она только и смогла вымолвить:

— У вас вся голова в дыму!

В ответ насмешливый, но очень внимательный взгляд.

— Что вы, барышня, это флюиды гениальности… Выпить не желаете?

…Они долго разговаривали, томя в словах секунды. Словно два разгоряченных голодных зверя жадно обнюхивали друг друга. И когда был выпит коньяк и съедены даже шкурки от мандаринов, кровать в одноместном номере призывно скрипнула, но этот звук потонул в коридорном гомоне.

— Так пахнет счастье — коньяком и твоими духами.

— Балда! Это мой природный запах.

В тот же вечер выяснилось, что режиссер Селезнев женат. Нет бы, тогда отступиться, отойти, не ломать чужого покоя, но закусила удила. Будешь мой!!! Никуда не денешься, влюбишься и женишься. Однако избранник Марины не спешил в новый брак. Ему и старого хватало. Юлил, уходил змеей от преследования, обещал, уговаривал. Верила. Даже не потому, что любила, а потому, что хотелось победить в этой сумасшедшей гонке за главный приз. Но до поры до времени Марина проигрывала…

Как-то, забывшись, Селезнев притащил ее в универмаг. Только потом Марина осознала, что с женой они каждые выходные посещали этот центр. Так сказать, выходили в люди.

Любимый отдел: "Для дома, для семьи". Еще одна часть генеральной репетиции счастливого супружества. Впереди маячил призрак будущей жизни, кризис среднего возраста еще не стучался в дверь. Все впереди. Все хорошо. Именно поэтому, наверняка, оба так сладострастно и неторопливо вертели в руках замки и молоточки, ершики для мытья посуды, решетку для раковины и кольца для карнизов. Все новое, глянцевое, словно сошедшее со страниц заморского каталога.

Наверняка, его спина ловила жаркие и завистливые взгляды покупательниц — Хозяин пришел! И почувствовав мощный флюид, Марина, как, наверняка, и его жена, горделиво прижималась, помечая беглым объятием. Завидуют! Значит стоящий товар, надо брать. Пусть не сегодня, пусть потом, но мы все возьмем. Оптом. Без скидки. Скидок нам не надо. Хозяин… Скоро будешь моим.

Субботние вылазки настолько въелись в его подсознание, что, забывшись, притащил в отдел Марину. С видом фокусника, вынимающего из шляпы одну гадость за другой, демонстрировал сверла и сверлышки, шпатель и ручки от дверей. И еще новенькие ключи. От дома. А где-то рядом розовощекие мамзели стругали корейскую морковку и предлагали принять участие в рекламной распродаже. Тонкие, почти прозрачные стружки, одинаково прилипали к дорогим кашемировым пальто и дешевым китайским курткам. Маленькие поцелуйчики среди ноябрьской непогоды. Вслед неслись картонные слова западной рекламы, такой навязчивой и чужеродной в питерской дождливой слякоти.

Марина не успела опомниться, как Селезнев потащил ее дальше. Сквозь массивные двери, навстречу дождю и холоду. Они почти бежали и, задохнувшись, она вдруг представила, что еще немного, еще чуть-чуть, и они ворвутся в прозрачной-белоснежный мир, где высоко, почти под самым куполом этого маленького мирозданья блеснут два переплетенных кольца. И тогда… И тогда больше не нужно скрываться, считать минуты до расставания и звонить только после условного сигнала… Можно спорить по мелочам, и каждую ночь сворачиваться клубком около любимого, пропитываясь его запахом и снами. Почему у любящих разные сны? Чтобы они могли ими делиться. У остальных сны одинаковые, подернутые пылью и печалью.

В динамиках, словно подружка по бабьей доле, разновозрастных посетительниц утешала-уговаривала звонкоголосая Танечка: "Женское счастье, был бы милый рядом…". И вот оно перед ними раскрылось, настоящее счастье. Дамское. Портьеры и гардины, тюль и шелк волнами спадали на пушистые пледы и мягкие подушки.

— Смотри, вон видишь, те, полосатые шторы?

— Вижу.

— Нравятся?

— Очень.

— И мне. Правда, необычные? Алиса их здесь покупала. Очень стильно смотрятся. И к обоям замечательно подходят, помнишь, мы еще летом их клеили?

Отчего люди не летают? Да потому что падают, блин! И очень больно, не успев сгруппироваться. Ей тогда хватило сил, чтобы улыбнуться, похвалить безупречный вкус Алисы Селезневой, а потом… затеряться в толпе.

Как тяжело не заплакать на людях, слезы набухают, готовясь сорваться чернильными каплями, а ты внимательно изучаешь плакат на стене — "Аэрогриль — путь к сердцу мужчины". Мужчины… А какой путь лежит к сердцу женщины? Только на тридцатом году жизни она поняла — путь к сердцу женщину не должен лежать.

Рядом две подружки делились амурными переживаниями.

— Представляешь, он звонит в полпервого ночи и говорит — я все понял, будь готова, завтра мы пойдем в очень интересное место. Я его спрашиваю, в какое место, а у самой сердце так часто-часто бьется. Ну, все, думаю, вон он мой свадебный час. Вскочила ни свет, ни заря, причепурилась, вся в белом. Белые брюки, белый пиджак и белые туфли. Сердце стучит. Вот бы поскорее. Сижу, жду. Приходит. Спрашивает, паспорт у тебя с собой, а я, как корова царя небесного, только киваю, слов нет, понимаешь, нет… Идем. Долго. Какими-то дворами, переулками. Он молчит, и я молчу, думаю, волнуется. Говорит, наверное, там очередь, подождать придется. Да мне что, я в этой очереди хоть всю жизнь могу просидеть, был бы милый рядом.