Ненависть к тюльпанам - [9]
— Кто это был? — спросила мать, когда я вернулся в кухню.
— Рейд по изъятию медных вещей! — сообщил я, важничая, что её сыну доверена такая ответственная информация.
Но мать почувствовала отнюдь не гордость. Она огляделась вокруг и начала рыдать. Через секунду и близнецы своим криком поддержали её. Я стоял в растерянности среди звуков играющего радио и плачущей семьи, а отца не было дома в такой важный момент.
Тогда мгновенно, как будто я заранее знал, что нужно делать, я схватил со стола медную вазу для фруктов и вынес её в сарай, где родители хранили инструменты и луковицы тюльпанов, те самые, которые в дальнейшем нам пришлось варить для еды.
Вазу я положил за поленницей и даже разместил сверху глиняные горшки и другой хлам, чтобы отбить желание разбирать эту кучу.
— Не беспокойся, я её спрятал! — сказал я, вернувшись назад.
Тотчас мать перестала плакать и, ничего не ответив, переключила всё внимание на кормление близнецов.
Я знал, что сейчас лучше с ней ни о чём не говорить, и отправился ко входным дверям дожидаться стука, что означало бы прибытие рейда.
Я приготовился снова лгать, но теперь это будет гораздо труднее: рейд — это не то же самое, что продавец газет. Рейду следует говорить правду! Тем не менее, они могут не поверить и вломиться в дом!
Чем дольше я ждал, тем чаще стучало мое сердце. И тем более смущённым я становился.
Я, наверное, даже не сумею им солгать. Вдруг они станут кричать и избивать меня? Я не выдержу и проболтаюсь, где спрятана медная ваза. Тогда опасность для семьи будет ещё больше: ведь я был предупреждён о рейде! Я проигнорировал немецкие приказы! Как много обвинений набирается против меня: неповиновение, саботаж, ложь нацистскому газетчику!..
Но так ничего и не произошло в этот день. В войне нет ничего предсказуемого, даже жестокость. Она приближается, приближается, и — вдруг! — круто меняет направление.
В школе мы по-прежнему вели разговоры о войне. Теперь не просто повторялось сказанное нашими отцами, мы уже могли обо всём судить по своему собственному опыту.
— Я видел нескольких немецких солдат, таких тощих, что любой голландец запросто смог бы победить их!
— Среди них попадаются совсем неплохие! Один дал мне конфету!
— Им приказано хорошо относиться к голландцам, но всё переменится, если изменятся приказы!
— Говорят, что Германия скоро нападёт на Россию!
— Так зачем же они отправились сначала на Восток, а потом развернулись и пришли в Голландию?
— Сначала им нужно было разбить Польшу и создать там базы, а потом они пришли сюда, чтобы перевооружиться прежде, чем сражаться против русских!
— Но разве Голландия не считалась нейтральной?
— Немцам на это наплевать!
Мы с Кийсом попали в разные классы в этом году, но я часто встречал его на игровой площадке. Некоторое время мы не разговаривали друг с другом: нам было стыдно вспоминать, как нас поймали и пнули ногой под зад. Но вскоре молчание надоело, и мы опять стали беседовать.
— Были у тебя неприятности? — спросил он.
— Ещё нет!
— У меня тоже нет! Некоторые знакомые ребята предупреждают жителей об облавах!
— Один из них — Мартин, ты его знаешь! Он приходил к нам в дом. Но ведь они все старше нас?
— Есть парочка нашего возраста. Они выбирают только самых лучших, кто может быстро бегать и хорошо врать!
— Я теперь способен врать гораздо лучше! Да и бегаю быстро!
— Я тоже! — сказал Кийс, который имел преимущество в обеих категориях.
— Не попросишь ли ты их поручить нам что-нибудь?
— Я могу спросить.
В этот день я добирался домой длинным путём, бродя взад и вперёд по всем улицам своего района, разглядывая их, как будто впервые.
Не то чтобы я не знал эти места — проходы, ограды, переулки, жителей, — но сейчас я смотрел на всё с другой точки зрения: откуда лучше всего заметить приближавшегося прохожего, у какого дома высокое крыльцо с хорошим обзором и тому подобное.
Я так долго шёл домой, что когда, наконец, пришёл, все уже сидели вокруг стола.
Мой отец.
Моя мать.
Мой дядя Франс!
8
— Ступай, помой руки и иди прямо к столу! — сказала мне мать.
Эти несколько лишних секунд обрадовали меня.
До сих пор я был настолько поглощён беспокойством о предстоящем столкновении с дядей Франсом у дверей, что даже никогда не представлял себе возможное появление его у нас дома.
Я плеснул холодной воды в лицо и мысленно восстановил то, что успел заметить, войдя в комнату. Очевидно, дядя Франс ещё ничего не сказал, так как мать была озабочена только моим запоздалым возвращением домой. Взрослые, беседуя между собой, не казались огорчёнными. Более того, всё выглядело похожим на маленькое семейное торжество: мать выставила на стол наш лучший чайный сервиз и праздничные тарелки.
Я занял своё место за столом между родителями, прямо напротив дяди Франса, и вежливо пожелал всем доброго вечера. Мать положила ужин мне на тарелку — хороший хлеб, копченый сыр, тонкий ломтик ветчины и крупно нарезанный помидор.
Пока я поедал столь редкие ныне яства, она налила чай мне в чашку и придвинула сахарницу, наполненную доверху, чего не случалось уже долгое время.
