Ненависть - [73]

− Что, Эйзе, испугал я тебя?

Мыш ошалело затряс головой. Наместник осторожно спросил:

− Идти можешь?

Сотник ухмыльнулся:

− В застенки?

Ремигий зло прошипел:

− Нет, что ты говоришь?

Сотник довольно разумно спросил:

− А Мыша зачем притащил?

Воин вздохнул. Эйзе вдруг вылез вперед, нервно пропищал:

− Рыжик ночью вены перегрыз. Плохо ему, плачет, кричит, что вас убили.

Ярре от неожиданности с грохотом сел прямо на пол. Наместник смотрел на это безумное непотребство, совсем плохо соображая: бессонная ночь, бой, Рыжик, пьяный сотник… Ярре, славно сидя полуголым на полу, мирно спросил:

− А я-то зачем нужен?

Мыш с отчаянием сказал:

− Он боится, что вас убили, не хочет жить.

Ярре, видимо, тоже плохо соображая с перепоя, неуверенно ответил:

− И что?

Наместник, словно проснувшись, заорал в голос:

− Он без тебя сдохнет, старик! Вставай, пошли!

Рывком поднял своего сотника с пола, накинул ему на плечи плащ. Поволок за собой. Ярре подчинялся, видимо, не вполне понимая, что происходит вокруг.

Кое-как они дотащились до дома Наместника, приблуды охраняли Мыша, а воин едва не лупил засыпающего Ярре. Альберик только вздохнул, увидев развеселую компанию. Воин буквально ворвался в комнату Рыжика, тот дремал, глаза были закрыты. Лекарь сердито сказал: «Тише!» Воин согласно кивнул, втащил за руку слабо сопротивляющегося Ярре, сердито сказал:

− Вот он, и живой. Рыжик, открой глаза и посмотри — живой.

Лисенок открыл глаза, попытался приподняться, тихо прощебетал что-то. Сотник стоял смирно, даже не пытался на что-нибудь облокотиться. Лекарь резко сказал:

− Хватит, он очень слабый еще, не надо его мучить.

Ярре, немного трезвея, разглядел перевязанные руки, бледное бескровное личико, даже веснушки побледнели. И шагнул вперед, наклонился над кроватью, осторожно погладил Лисенка по голове:

− Я, и правда, живой…

Лисенок что-то простонал в ответ.

Сотник протрезвел на глазах, со вздохом приподнял Лисенка за плечи, сел на кровать, осторожно опустил его на колени, ласково провел по волосам:

− Все, все, я живой, все хорошо — бой был до первой крови.

Рыжик слабо пискнул что-то, уткнулся ему в живот, обнял рукой за колено — куда смог дотянуться. Ярре с трудом сказал:

− Лекарь, я посижу с ним, идите все…

Наместник молча мотнул головой, выпроваживая всех из комнаты. Ничего не получится — Ярре не тот человек, чтобы пожалеть чужую игрушку. Хотя… Он приручал Лисенка, искал его среди мертвых, надеялся встретить. Эйзе как-то раз доверчиво прислонился к его плечу ненадолго. Ну да, Мыш сделал все, что мог, чтобы Рыжик выжил. Дальше дело за самим Лисенком и Ярре — сумеет отговорить от глупостей, пожалеет, тогда все будет хорошо, нескоро все забудется, но, все равно, все встанет на свои места. Оттолкнет его Ярре — никакими силами не удержать на этом свете. Как там у них? Предвечные чертоги?..

Лисенок лежал тихо, только иногда глубоко вздыхал, как после долгого плача. Да так и было — он весь день плакал, думая, что Ярре нет в живых. А он — есть, сидит рядом, обнимает, гладит по волосам. Что чувствовал сотник — Боги знают, но обращался он с юношей очень осторожно. Лисеныш робко пискнул: «Поесть бы…» Удивленный сотник внимательно вгляделся в бледное личико — только что было вселенская катастрофа, а теперь — поесть хотим. Ну вот, лисичка, она и есть лисичка, чуть полегчало, и начали есть просить. Ярре осторожно переложил Лиса на бок, встал, выглянул в коридор, пошел в сторону кухни, там был слышен разговор.

Эйзе сидел на коленях у Наместника, тот одной рукой придерживал его, чтобы не свалился, второй пытался выхватить у него кусочек сыра, Мыш тихо пищал и жмурился от удовольствия. Похоже, игра продолжалась уже довольно долго и всем нравилась. Приблуды мирно сидели в уголке в обнимку с блюдом с горячим мясом. Замученный Альберик возился возле стола. Он был недоволен: вместо чинного ужина вдвоем — еда на кухне, возня при приблудах. Не положено так вести себя патрицию. Ремигий отлично понимал, в чем дело, но только улыбался. Появление сотника вызвало переполох — приблуды синхронно шарахнулись в сторону, Эйзе таки свалился с колен Наместника и с перепугу проглотил сыр, Цезарион встревоженно посмотрел на всклокоченного Ярре:

− Что случилось?

Ярре с торжеством объявил:

− Есть просит…

Альберик с облегчением вздохнул — слава Богам, тварюшка просит есть — значит, будет жить… Торопливо начал тереть фрукты, сотник неуверенно сказал:

− Альберик, он же не птица, а Лисенок — может, ему мяска протереть? Голодный же…

Наместник тихо заржал. Очень редкое явление, поэтому Ярре присмотрелся к лицу Господина — нет, не злится, смех искренний. От облегчения, видимо, что Рыжику полегчало. Мыш обиженно пискнул — ревность-то никуда не ушла. Ремигий тихо шепнул: «Ладно, не злись…» Мыш потерся о щеку воина. После того, как они помирились в очередной раз, Мыш стал повисать на воине, чего раньше не водилось. Может, Рыжик научил не только краситься? Но ведь не скажет, хотя нежно ласкается, мышонок маленький. Собрали еду для Лисенка, молочко, мясо протерли, уж похлебку варить Альберик не стал.

Лисеныш лежал так же, как оставил его Ярре, на звук открываемой двери повернул голову, слабо улыбнулся бледными губами. Сотник осторожно внес поднос, за ним сунул любопытный мышиный нос Эйзе, но тут же исчез, — Ремигий вытащил его за шкирку из комнаты, — тут было дело двоих, и нечего было подсматривать. Звук поцелуя из коридора, придушенный писк Эйзе, похоже, его поймали и потащили в спальню. Ярре усмехнулся — он думал, что Наместник взял Мыша на ложе обманом и силой, а, судя по сегодняшнему дню, мальчишка вертит им, как захочет, а грозный Наместник только млеет от восторга. Ладно, надо покормить Рыжика. Смешно, отзывается на Лисенка и на Рыжика, а настоящего имени нет — клички, как у собаки. Точнее, лисицы…