Ненависть - [100]

Внезапно отряд вылетает на большую поляну, посередине клубится дым костра. Нет времени разбираться — Наместник спрыгивает с коня, бежит вперед. Безумная неосторожность, но Ярре готов к этому — воины разворачиваются и оттесняют ошеломленных тварей в сторону от костра, многие и вообще без оружия — никто не ждал нападения.

Его нежный Мыш привязан посередине кострища — часть уже прогорела, остались одни угли, а в некоторых местах огонь быстро бежит по хитро сплетенным ветвям прямо к повисшему на веревках Эйзе. Он, видимо, без сознания, голова беспомощно опущена, в некоторых местах огонь уже близко подошел к столбу, к которому Эйзе привязан, а он даже не пытается отстраниться от жгучего жара. Очень плохо видно из-за густого дыма со странным запахом, травы какие-то добавили, что ли? Внезапно язык пламени вырывается из-под толстой ветви и тянется к волосам Эйзе. Легкие светлые волосы приподнимаются от тока горячего воздуха, а потом начинают скручиваться от жара. Так, как хотел Наместник. И Цезарион вдруг шагает прямо в огненный круг, он ничего не видит, кроме светлых прядей, скрывающих лицо Мыша и плавящихся на концах от жара. Боль, яростная боль охватывает ступни, но это не самое страшное — он привык. Покорное тело Мыша, вытащить его из огненной круговерти. Взять на руки и пронести сквозь огненный вал. Обратно, к жизни, назад…

Ярре тихо отдает приказ — воины окружают Наместника, держащего на руках Эйзе. Больше ничем помочь они не могут. Твари, находящиеся под прицелами луков воинов Империи, молчат. Не ошеломленно, а как-то выжидающе. А Мыш — не дышит, видимо, наглотался ядовитого дыма. Наместник трясет его изо всех сил, пытаясь привести в себя. Поцелуй — но не любви-попытка вдохнуть воздух в грудь Мыша, и еще, и еще. Но Мыш не дышит, лицо бледное, глаза плотно закрыты. Наместник поднимает невидящие глаза к чужому небу — клянусь, что лишний раз не подойду, клянусь, что он будет свободен от моих домогательств, клянусь, что отпущу по первому желанию… Только верните его, дайте ему вздохнуть, верните ему жизнь…

Мыш как-то смешно кашляет и вдруг вздыхает — худенькая грудь приподнимается, он делает вдох. Судорожный мучительный кашель — наглотался дыма-и снова — вдох. Воин вдруг прижимается лицом к волосам Мыша, что-то шепчет, ощущая шековистую поверхность волос губами. Слава богам, жив, дышит.

Мыш как-то смешно кашляет и вдруг вздыхает — худенькая грудь приподнимается, он делает вдох. Судорожный мучительный кашель — наглотался дыма-и снова — вдох. Воин прижимается лицом к волосам Мыша, что-то шепчет, ощущая шелковистую поверхность волос губами. Слава богам, жив, дышит.

Эйзе тяжко стонет — обожжено плечо и рука — пламя все-таки достало до тела Мыша, больно, очень больно, но стало тепло — человек обнимает его, заглядывает в лицо. Но Мыш не отзывается, жмурится, не хочет открывать глаза — страшно. Цезарион тяжело вздыхает — мальчишку как-то надо поднять на коня и уносить ноги, пока твари не опомнились. Пока они, как завороженные, неподвижно стоят под прицелом его воинов и молчат. Страшное молчание, полное ненависти, но оружия никто не вынимает — а, может, просто нельзя сейчас этого делать? Ремигий поднимается с колен на ноги — дикая разрывающая боль в ступнях. Меховые сапоги немного защитили ноги от ожогов, и он смог пройти к Мышу и забрать его из яростного пламени, но именно — немного, и сейчас ступню даже в стремя не поставить. Ярре легко спрыгивает на землю, забирает из рук Наместника Мыша, тихо спрашивает:

— Сам на коня сможете сесть?

Бешеный взгляд в ответ, Наместник буквально взлетает в седло и тут же шатается от мгновенно вспыхнувшей боли. Сотник смотрит с сомнением — сможет ли везти Мыша, но почти неразличимый шепот пересохших от жара костра губ:

— Отдай его!

Глаза — безумные от боли. Сотник осторожно передает неподвижно лежащего Мыша. Он, похоже, пришел в сознание, но боится открывать глаза. Худое тело в разодранной закопченной одежке не вызывает ничего, кроме жалости. Мальчишку сотрясает жестокий кашель — наглотался дыма. Люди медленно начинают отступать к краю поляны — унести бы ноги, не до боя. Твари здесь — полноправные хозяева. Конский топот со стороны въезда на поляну. Ярре глухо вздыхает — еще один отряд тварей — их немного, но они хорошо вооружены и ведет их воин с высоким положением — целая гора перьев на серебристом шлеме, как корона. Наместник прикусывает губу — им не уйти. И тут же его закрывают собой четыре воина — двое спереди держат щиты, двое — сзади, так, что при любом раскладе они в силах защитить связанного Мышом на руках Наместника, пусть даже и собственным телами. Выучка Ярре, его напоминание о том, что есть достоинство и долг Наместника Империи, есть его воинская честь, есть его ответственность за жизни его отрядов. Могут погибнуть рядовые, они жизнь отдадут, но Наместник не имеет права умирать, кроме как в проигранном бою, когда выбора нет. Цезарион совсем забыл об этом, увлеченный любовью с Мышом, но Ярре — не забыл. И сотня его вышла сегодня утром именно из-за того, что самая ценная жизнь здесь была у Ремигия, хотя он так не думал и свою жизнь ценностью не считал. И вот перед ним встало четыре щита — для защиты, для сохранения его жизни. И жизни Эйзе.