Ненасытность - [8]

— Но она вовсе не старая, — заметил другой. — Это же совсем молодая женщина!

— Уж не Марит ли это из Свельтена? — предположил третий. — Я ни за что не узнал бы ее, если бы не эти светлые, вьющиеся волосы. Да, в самом деле, это Марит из Свельтена. Но, Господи, что же случилось с ней?

Опустившись на колени возле лежащей женщины, Кристоффер констатировал, что она еще жива. И он не мог понять, как это было возможно.

— Кто такая Марит из Свельтена? — спросил он, желая получить разъяснения.

Человек, узнавший ее, произнес извиняющимся тоном:

— Просто женщина с ближайшего хутора. Она с детства ухаживала за своим злобным отцом. Все остальные подались на запад, в Америку. Она нелюдима, я видел ее в деревне только пару раз, она и слова-то сказать как следует не может, шарахается от всех. Но грех на нее сердиться.

— Что теперь говорить об этом… — произнес Крис-тоффер сквозь зубы.

— Она была хороша собой, — продолжал крестьянин. — Но никто не хотел жениться на ней из-за ее мерзкого отца. Да и сама она была немного странной.

Кристоффер с ужасом произнес:

— У нее во рту пучки травы!

— Листья морошки, — уточнил мужчина, сидящий рядом с ней на корточках. — Неужели она ела их?

— Нет, похоже, она тут же выплюнула их, — заметил Кристоффер, совершенно потрясенный увиденным.

— Ее мучил голод, — сказал один из мужчин. — Она просто умирала от истощения. Думаю, она еще не умерла, но…

— И не только это, — сказал Кристоффер. — Когда я дотронулся до нее, она вся сжалась, словно при сильной боли.

— Разве это не взаимосвязано? Голод и боль.

— Это не настолько взаимосвязано, чтобы человек так реагировал в бессознательном состоянии. Смотрите!

Он осторожно коснулся ее истощенного тела, и все заметили гримасу боли на ее лице и попытку освободиться от этого прикосновения.

Кристоффер выпрямился и глубокомысленно вздохнул.

— Конечно, мы должны отправить ее в больницу. Но она совершенно истощена, ее нужно немного подкормить. Но если дело обстоит так, как я думаю, и у нее проблемы с пищеварением, то она вообще ничего не сможет есть.

— И тогда она умрет, — с находчивостью констатировал один из мужчин.

— Вот ведь дилемма!

— Давайте попробуем, — предложил Кристоффер. — У нас осталось немного молока?

Ему подали ведерко. Дети, осмелевшие после того, как нашли женщину, уже вели себя не так скованно. На лицах их было написано что-то вроде гордости. Может быть, они спасли человеку жизнь?

Но на это надеяться особенно не приходилось.

К большому облегчению Кристоффера женщина вдруг открыла глаза. Он дружелюбно улыбнулся ей, чтобы она не испугалась, ведь очнулась она в весьма необычной обстановке.

— Вот, — ласково произнес он. — Попробуй выпить немного молока! И скажи мне, что у тебя болит.

Несмотря на страшное истощение, несмотря на то, что лицо ее напоминало голову мумии, Кристоффер заметил, что женщина красива. И даже ее затуманенные смертью глаза несли на себе отпечаток трогательной, патетической красоты. Он почувствовал клубок в горле при мысли о том, как она страдала в одиночестве, и в улыбке его появилась неуверенность…

Марит очнулась для того, чтобы снова почувствовать страшную боль. Где она находится? Она чувствовала холод, она совершенно окоченела. Взгляд ее был затуманенным, но она различала вокруг себя множество людей.

Один из них что-то спрашивал у нее, но она не в состоянии была что-либо ответить ему.

В конце концов ей удалось остановить на нем взгляд. Какой красивый мужчина! И какой строгий! Нет, строгими были только черты его лица, сам же он был добрым.

Как он изящен! Ну прямо ангел небесный! Может быть, она уже в раю? Нет, ведь она терпеть не могла своего отца. Куда же она попала?

— Простите… — произнесла она и закрыла глаза.

Мольба о прощении была типичной для всего мировосприятия Марит.

Она снова услышала настойчивый голос. На этот раз она поняла, что ей предлагают выпить молока. Молоко? Уже столько месяцев…

Человек прикоснулся к ней. Как раз в том самом месте, где больше всего болело. Марит скорчилась от невыносимой боли и закричала… вернее, издала еле слышный писк.

— Так я и думал, — произнес человек. — Острое воспаление слепой кишки. Возможно, там произошел разрыв, и в этом случае мы ничего уже не сможем поделать. Ее немедленно следует доставить в больницу.

«В больницу? Там люди умирают. Воспаление слепой кишки?.. Ничего нельзя поделать?.. Я не хочу, не хочу…» — пыталась произнести она, но не могла.

Что-то приложили к ее губам.

— Ну, выпьешь немного?

И когда во рту у нее оказалась жидкость, она инстинктивно сделала глоток.

Молоко! Это было замечательно, ей хотелось пить еще и еще, но ведерко тут же убрали. Она проглотила всего несколько капель, это было жестоко, это было пыткой!

Желудок ее тут же среагировал, судорожно сжавшись. Но ей удалось подавить спазм и сохранить в себе то немногое, что она получила — ей казалось, что вместе с молоком в нее вошла капля жизни.

Человек сказал что-то стоящему рядом:

— Ей следует давать лишь несколько капель через равные промежутки времени. Иначе мы совершенно испортим дело. Но она должна получать пищу, ей нужно восстанавливать силы.

— Вы будете делать операцию, доктор? — почтительно спросил кто-то.