Ненасытность - [6]

И Кристоффер был просто счастлив. Лиза-Мерета казалась ему совершенством. Мягкая, приветливая, внимательная, обходительная со всеми, интеллигентная и сообразительная, обладающая чувством юмора и стиля.

У Лизы-Мереты не было нужды использовать в прическе хлебные корки, ей никогда не приходило в голову пользоваться такими негигиеничными средствами. В каждом ее движении чувствовалось достоинство, к тому же мода требовала, чтобы спина у женщин была прямой и стройной. Ей нравилось таскать с собой Кристоффера на вечеринки, часто устраиваемые среди знатной молодежи, и она всегда вела себя безупречно, своей улыбкой очаровывая всех.

В течение восьми месяцев Кристоффер был бесконечно счастлив. Они строили планы на будущее, они встречались, как только у него бывало свободное время. Но это бывало не слишком часто, потому что больница поглощала его целиком и ни о каком нормированном рабочем дне не могло быть и речи.

Но пока он не получил письмо от Ваньи, он не мог понять, что заставляло его временами чувствовать себя не в своей тарелке. Это было самое обычное письмо, в котором говорилось о мелких новостях из дома, — само по себе это письмо ничего для него не значило.

Но Лиза-Мерета настороженно спросила:

— Кто такая Ванья?

И тогда, вспомнив о прошедших месяцах, он начал кое о чем догадываться.

Лиза-Мерета всегда говорила: «Только ты и я». В самом начале ему это нравилось. Ее робкие попытки помешать ему отправиться на вечеринку к коллегам по работе, ее вечерние трапезы с цветами и свечами, тактичные расспросы о сестрах милосердия, работающих с ним. Когда они бывали в гостях у ее знакомых, настроение у нее всегда было приподнятым — до тех пор, пока он был занят ею. Но стоило ему заговорить с кем-то… это мог быть какой-то мужчина или коллега по работе — и Лиза-Мерета неизменно брала его под руку и уводила в другой конец гостиной. Если же он заговаривал с какой-то женщиной…

Господи, почему он не понял это раньше? В таких случаях Лиза-Мерета неизменно жаловалась на головную боль и просила проводить ее домой. Он поддразнивал ее, говоря, что это проклятая прическа вызывает у нее головную боль, но она слушать его не хотела.

Она молча стояла на своем до тех пор, пока он не принимался возиться с ней, как со своим пациентом-фаворитом. И тогда все снова становилось прекрасно, и он мог отправляться домой. Он никогда не оставался ночевать у нее, это казалось ему просто немыслимым! Лиза-Мерета должна была выйти замуж девственницей, и оба знали, что сватовство было делом чисто формальным и могло состояться очень скоро.

Восемь месяцев…

Очнувшись от своих мыслей, он сказал:

— Ванья? Но ведь ты же знаешь, кто такая Ванья!

— В самом деле, — мягко ответила она. — Она твоя родственница. Но какие у тебя с ней отношения? Как она выглядит? А твоя вторая сводная сестра, как ты ее называешь, Бенедикте? Как она выглядит? Она красива? В твоем голосе всегда появляется теплый отзвук, когда ты говоришь о ней.

Кристоффер рассмеялся.

— Бенедикте? Да, для меня она на редкость красива!

Улыбка угасла на лице Лизы-Мереты. Поэтому он поспешил добавить:

— Но все остальные считают ее дурнушкой. Она очень крупного сложения, почти такого же роста, как и я, и у нее есть сын, которого она родила вне брака.

— Это Андре, о котором ты говорил? — сдвинув брови, спросила Лиза-Мерета. — Если она выглядит так, как ты описываешь ее, как ей удалось обзавестись незаконнорожденным ребенком? Ведь не ты же…

— Не называй Андре незаконнорожденным, будь добра! В самом деле отцом ребенка являюсь не я! И я никогда не знал, кто отец ребенка, потому что в то время я был еще мал и дома никогда о нем не упоминали. Нет, Бенедикте для меня как старшая сестра. Ванья же, наоборот, необычайно красива.

И он тут же понял, что не должен был произносить такие слова. Лиза-Мерета резко встала, и в течение всего следующего часа в ее обычно теплом голосе звучали холодные нотки, и до него дошло, что он и раньше не раз слышал такие интонации. Он вспомнил, как однажды коллега-врач со смехом рассказывал ему, что Лиза-Мерета спрашивала его о поведении Кристоффера в больнице, о его отношении к женскому персоналу и тому подобных вещах. В тот раз Кристоффер почувствовал себя польщенным. Теперь же у него появилось иное отношение к этому.

Он решил проделать один эксперимент. Спустя некоторое время, как обычно, Лиза-Мерета перестала дуться, и Кристоффер извинился, сказав, что сходит на кухню приготовить для них обоих кофе. Но он тут же вернулся к дверям гостиной и увидел через щель, что она стоит возле его письменного стола. Она вынула письмо Ваньи и, стоя, принялась читать.

Весьма озабоченный, он отправился на кухню.

Учитывая длительную, ненормированную работу в больнице, он попросил несколько дней отпуска, решив обдумать свою жизнь.

Он очень любил ее. Она превратила его жизнь в сказочное приключение. Но разговор начистоту был неизбежен. Он понимал, что она не была уверена в нем, бедняжка, поэтому он и решил на время уехать. Ему следовало обдумать, как вызвать у неё доверие к себе. Ведь он знал, что хочет жениться на Лизе-Мерете, это была женщина в его вкусе, без нее он не хотел жить!