Немота - [79]

— Непринятие женственности связано с той историей из детства? — на свой риск произнёс я.

— Да. Всё, что касается тела — всё туда.

— Могу тогда ещё одну вещь спросить? Если выйду за грань, останови.

— Спрашивай.

— Тот парень из прошлого… вы говорили с ним о сексе?

— Чтобы прям сесть и обсудить — нет. Но был эпизод, в котором тема секса промелькнула.

— Насколько наглым буду, если попрошу рассказать?

— Ни насколько, — ответила она, пожав плечами. — После всего, что ты обо мне узнал, это будет плёвая информация.

— Окей.

— В июле мать уезжала из города на свадьбу крестницы. Мы с Андреем сидели ночью у меня, ели мороженое, целовались, глядя «Унесённые призраками». В какой-то момент в моём дырявом котелке переклинило. Будь со мной всё в порядке — да, мы бы переспали. Слишком благоприятной была обстановка. Но, чувствуя участившееся дыхание, тепло мужских рук на животе, я увидела себя грязной шлюхой. Грузанулась, оттолкнула его, признавшись, что не хочу спешить, а он лишь по-доброму улыбнулся, с утешением сказав, что не позволил бы себе сексуальных намерений в силу возраста. А ведь формально я была младше всего на два года.

— Ты понимала тогда, что с тобой что-то не то?

— Нет. Я понимала, что не созрела для секса, избегала разговоров о нём, мыслей, перематывала в фильмах постельные сцены, но когда тебе шестнадцать, это можно списать на задержки в половом развитии. Сейчас думается, он выдернул себя из моей реальности, не потому что секса не было конкретно тогда. Андрей остался в памяти проницательным парнем. Вероятно, просёк какие-то глубинные искажения — мы постоянно разговаривали. Наши отношения и завязались из бесконечных ночных переписок. Не в физической тяге заключалась их ценность. Хотя… может, наивно ищу оправданий. Много факторов так-то препятствовало продолжению. География, опять же, — минуты на три Влада прервалась, поднявшись, открыла окно и заговорила снова. — Расстались мы осенью, а, спустя полгода, он приехал из Москвы к семье на майские праздники, захотел объясниться, прислав объёмное сообщение. Дословно не воспроизведу, но посыл был примерно такой: «Рядом со мной всегда крутились люди, а тесную эмоциональную связь с кем-либо я не сумел создать. И мелкодонные девушки, с которыми встречался… все они были лишь затем, чтоб найти своего человека. Дуала. Пофиг, сколько километров вас разделяет и какова разница в возрасте. Поэтому, когда появилась ты, мне хотелось проверить, как далеко это зайдёт, во что выльется. Никого похожего на тебя у меня не было — понимал, что трудностей будет немало. Почему не пресёк себя изначально? Чёрт его знает. Сам себя порой понять не мог, да и сейчас не могу». Штурмовал просьбами встретиться, звонками в скайпе. Уверенная в том, что переболела, я обрубила попытки выйти на связь, с насильственными потугами занявшись учёбой. Не без влияния матери, разумеется. Её злорадные слова после разрыва: «А я тебя предупреждала, что он такой, как все и хорошим это не закончится. В следующий раз будешь маму слушать, прежде чем кому попало давать себя лапать». Провалившись в вакуум, я не осознавала, что не пережила расставание, а попросту заблокировала воспоминания, потому-то известие о смерти так раздавило. Реакции копились, набухали, всыпали катализатор — всё с брызгами разлетелось.

Когда она замолчала, я, пристроившись рядом, закурил.

— По-прежнему болит?

— Сейчас меньше.

— Что бы ты хотела услышать, будь он жив?

— Честно?

— Да.

— Я не знаю. Скажи он, что порвал, потому что нуждался в здоровых отношениях, или что, подавив чувства, сделал это из гуманности — было б одинаково больно. Но если б я знала, может, мне жилось бы чуть проще. Неизвестность — жестокая штука. Почему люди уходят, не прощаясь?

— Боятся ответственности. Страшно, когда становишься объектом зависимости. Как приютить бездомное животное и лишиться крыши над головой, — ответил я тихо, на что Влада с горечью кивнула.

Из колонки доносилась Movin» On Дэвида Линча. С дверцы холодильника бросалась в глаза репродукция Магритта. Потушив окурок, я секунд пять — шесть подумал и, несмотря на загоны, притянул Владу к себе. То ли дал градус от выпитого сидра, то ли поступить иначе в принципе было нельзя — не знаю. Забвенно вдыхая запах фруктового шампуня от её дредов, вдруг понял, как отчаянно к нему привык. Как привык к холодным ладоням на спине и макушке, упиравшейся мне в подбородок.

Минут пятнадцать мы стояли, крепко вцепившись друг в друга, словно это объятие было последним, что держало за жизнь. Вот оно — то самое физическое напряжение, когда тело становится на максимум выкрученным нервом. Поддаться или усмирить? Отдавая отчёт тому, что меня во всех смыслах вштырило и если не прервать сейчас, потом будет поздно, я продолжил гладить её волосы, плавно скользнув пальцами по узкой шее, плечам, ключице, выступающей из-под полосатого топа, а после мягко приподнял голову и, послав предостережения к херам, поцеловал так, будто все прошлые поцелуи не имели значения. И они действительно померкли на фоне искромётного взрыва, что не сопоставить с гормональной влюблённостью, мгновенным удовольствием или похотью. То было нечто новое. Энергия, бьющая в каждую клетку мозга. Фиолетовый одуванчик, вынутый из букета жёлтых. Как кайф от творчества.