Немота - [6]

Нет желания поучаствовать

актёром в экспериментальном

видеопроекте? Чтоб предложение не показалось

странным, поясню: ваш типаж как нельзя

близок образу гг

Влада, 22:37

Я раза четыре перечитал написанное, одновременно удивившись, польстившись, обрадовавшись и впавши в ступор. Так, значит, она занимается экспериментальным кино? Интригующе. И что ответить? Что предложение охуенное, только вот не вписывается в мой ограниченный, сухомяточный мирок? Опершись на стиральную машину, повторно оповестившую об окончании стирки, вытер махровым полотенцем лицо, не переставая пилить глазами экран смартфона. Очевидно, буду махровым дебилом, отказав. Вероятность желаемой встречи вне рационального повода вряд ли представится. Исходя из этого, начал трусящимися пальцами строчить то, в чём не был нисколько уверен.

Вау О_О Как отношусь к андеграунду?

Отлично. Когда-то даже сам

увлекался, правда в области музыки.

Сразу скажу, что

актёрского опыта у меня ноль, могут

возникнуть трудности

Глеб, 22:51

То есть нет?

Влада, 23:05

То есть да, буду рад попробовать)

Глеб, 23:08

Тогда в ближайшие два дня

поправлю сценарий, и можно на неделе

пересечься, обсудить.

Как вам удобнее:

первая половина недели? Вторая?

Влада, 23:13

Не имеет значения, можно встретиться

после работы. Как допишите сценарий,

дайте знать, и договоримся

Глеб, 23:14

Хорошо. Мой номер у вас есть

в случае чего

Влада, 23:15

Да, есть. Будем на связи J, — написал я со смайликом, затем посчитал смайлик лишним и, вопреки стрельнувшим эмоциям, отправил официально сухое: «Да, есть. Будем на связи».

Таким образом всё и началось. Было ли это закономерным стечением обстоятельств? Судьбой? Или случайной цепью событий? Не могу сказать, но думаю, люди не входят в истории друг друга так, будто ошиблись дверью. Хотя даже теперь мне непонятно, какую роль я сыграл в существовании Влады, и как бы всё сложилось, откажи я тем утром тридцать первого марта Серёге выйти в его смену. Но что сделано, то сделано. Ответственность за происходящее полностью на тебе. И я точно знаю, что никогда не смогу снять с себя этот придавивший груз вины. «I wasn't gonna hurt you», — как в строчке одной из песен «Xiu Xiu».

Но действительно ли моя роль в этой истории стала спусковым механизмом? Вопрос без ответа. Остались лишь воспоминания и разросшаяся пустота, обрамлённая смогом самобичевания. Въедливым, покрывшим кожу язвами смогом.

3

Макс являлся не единственным человеком, с кем я соседствовал в общаге. При поступлении нас всех, как шелуху от семечек, раскидали по комнатам, в результате чего начало студенчества для многих обернулось не смакованием свободы, а непроходимым квестом на выдержку. Везением я никогда не славился — первым человеком, к которому меня подселили, стал краснощёкий аспирант Игорь с лоснящейся растительностью на заплывшем подбородке. Изначально показался своеобразным парнем, пробудив симпатию длинным хвостом угольно чёрных волос и прошаренностью в технических вопросах, но общего языка мы не нашли. Он страдал ожирением и полнейшим отсутствием эмоционального интеллекта. Вроде не тупой, даже умный по части специальности, но стоит коснуться в разговоре обыденных, не связанных с учёбой вещей, — непробиваемое бревно. Если по блоку гуляли запахи буженины, жаркого, котлет или пасты с мазиком, было ясно, что автор сих творений Хотдог, как Игоря нарекли местные. Прижимистый по натуре, средств на жрачку он не жалел, до треска затаривая холодильник мясом, в противовес нам, варганящим на неделю рис или гречку с сосисонами, дабы отложить лишнюю копейку на коктейль в «КПД» вместо торчания на загаженной кухне.

Помимо аспирантской стипендии, Игорь имел заработок на фрилансе как способный IT-специалист. Вне работы писал диссертацию, играл в «Ведьмак» или пялился с кровати на отсыревшие постеры из древних комиксов, повешенных, как мне думается, лет пятнадцать назад. Логично, что комната нечасто была лишена его присутствия. Это бесило. Нет, это пиздец как бесило. Собираясь на учёбу под звуки слоновьего храпа, я возвращался невыспавшимся, лицезрея, как растекшаяся за рабочим столом человекоподобная масса в форме желе, источавшая прелый душок пота, поглощает третью за день шаверму, обмусоленными пальцами тыкая по клаве. Всё бы ничего, но он дрочил, забывая запереть дверь. Не раз и не два я заставал его теребонькающую красный член руку, извиняясь за то, что не вовремя припёрся. А его, походу, не колышало. Более того — сей процесс сопровождался поглядыванием на мой раритетный плакат бритоголовой Шинейд О'коннор, который я одним вечером снял и выбросил, сообразив, что как ни подниму глаза, всякий раз воспроизвожу в голове мохнатые яйца обрюзглого анальника в протёртых на заднице шортах.

Как-то спросил, почему он редко выходит из общаги, на что услышал: «Я интроверт. Не люблю людей». Информация поверхностная, и такой ответ меня не обрадовал. Перспектива на протяжении нескольких лет жить с социофобическим жиртрестом не рождала воодушевления. Пару раз пытался его разговорить — бесполезно. Круг притязаний этого парня ограничивался едой, языками программирования, страстью к «Майнкрафту» и складированию мусорных пакетов, которые считалось нужным выбрасывать лишь тогда, когда те, впритык забившись затхлостями, начинали зловонить. Собственно, на этой почве я и сблизился с Максом. Первоначально мы общались только по учёбе и только в универе, но нежелание проводить вечера в компании Игоря вынудили меня искать альтернативу, и такой альтернативой стала курилка на запасной лестнице, где люто сквозило, где драный клетчатый диван служил ложем для потрахушек, а мятая карта мира закрывала нарисованный на стене хуй. Затем комната Макса. Почему именно его? Да фиг знает. Так вышло.