Немота - [44]

Шрифт
Интервал

Конечно, не все люди латентные твари. Есть и те, что с улыбкой здороваются, тактично благодарят. Оставляют чаевые. Как правило, это или студенты с крашеными волосами, или мужчины возраста моего отца. Только теперь закрепляю на опыте, что такое «положительный энергетический взаимообмен», сколь велика его цена и какое воздействие он оказывает. Как опиаты. Достаточно перекинуться взглядами, чтоб ощутить, как слабеют зажимы. Кратковременное и обманчивое чувство, но в эти секунды жизнь не столь отвратительна.

Сейчас постуч. нет, прошли мимо.

Ты снова мне снился. Нарезками, в туманной размытости. Проснувшись, вспомнила запах тушёной тыквы с куркумой, что готовила твоя бабушка. Воздушной, сладкой. Было что-то сокровенное в посиделках на вашей прокуренной кухне, в рассыпанных арбузных семечках. В поцелуях с фруктовой жвачкой за щекой при выключенном свете. Ты ведь не мог этого забыть. Стираются ли такие вещи? Я не верю. С годами всё блёкнет, но силуэты… силуэты лишь обретают фактурность. Разве нет?


23 сентября


Хвостатые ребята начинают привыкать к моим визитам. В сухую погоду они обитают в овраге, когда же иду к ним с работы, сонные, выбираются из продухов девятиэтажки и знаючи спешат к своему кормительному островку. Обычно приношу паштет или сосиски с вермишелью, наливаю воды в пластик из-под бутылки. Насытившись, позволяют прикасаться к пыльной шёрстке. Кажется, удалось завоевать в их крохотных тельцах доверие. Это ли не бесценно? Видеть, как живые существа, ничего о тебе не зная, отвечают любовью на любовь? Мурчат, когда поглаживаешь торчащие позвонки, в глаза смотрят так пронзительно, как человек не способен. Думается, мои бесполезные будни наполняются осмысленностью.

Хочу верить, что полученные эмоции — не аванс перед колодцем, заготовленным обстоятельствами. Хотя… чего мне терять? Провалюсь, так провалюсь. Может, установке «чем хуже, тем лучше» имеется место быть?

По пути домой купила горсть жёлтой сливы — жестковата, но запах ностальгический. Я мазохист?

Стала замечать, что на меня везде косо поглядывают: в общественных местах, на работе, в магазинах. Возможно, это явление со дня приезда присутствовало, оставаясь незамеченным на фоне стресса, но да, массовый сканнер работает непрестанно, подначивая людей к демонстрации оценочных суждений. Смотреть, как на колбасу за прилавком, тыкать, переваливать из банки в банку хлюпающие насмешки — это норма для местного менталитета. Причина в моём некотируемом виде или общество действительно здесь так отчаянно барахтается в безысходности, что бросаться подобранными с земли камнями — извращённый способ развлечься? Бесят молодые, вычурно разодетые мамашки, тучные женщины за пятьдесят и парни в спортивках, что не чураются вслух подметить: «Ебать, она худая» или «О, смори — дредастая». Девушки, вписываемые, так сказать, в здешние мерила, выглядят не так, как я: отутюженные волосы до середины спины, джинсы-скинни, приталенные пальтишки, подчёркивающие как выгодные, так и не очень формы, и, само собой, инста-мейк. Интересное наблюдение: не иметь нарощенных ногтей здесь, похоже, дурной тон. Именно нарощенных. С ними ходит процентов семьдесят женского населения 16+. Не важно, что у тебя с лицом, во что одета, главное — наличие типсов на конечностях. Что за фетиш такой? Я не против ухоженности, но когда едет в автобусе безликая женщина с ожирением, с немытыми волосами, в стоптанных сапогах и замызганном плаще, пестря разрисованными выпуклыми ногтями, рождается ощущение резаной по дереву карикатуры. Смешно, оттого что грустно, и грустно, оттого что смешно.

25 сентября


Однажды ты сказал, что не хочешь дожить до тридцати лет. Приехав сюда, всё чаще рассуждаю о смерти. У Ницше в «Так говорил Заратустра» есть мысль о том, что бояться её не стоит, так как дух умрёт быстрее тела. Но что, если нет? Что, если боль не уходит? Что, если дух не умирает, продолжая влачить неподъёмный ком памяти?

Позавчера произошла ситуация, от которой меня до сих пор не отпускает. Часов в девять я закрылась в ванной помыться, а выключив воду, услышала за дверью шаги. Шаги, шебуршание. Догадаться несложно, каким животным ужасом меня прошибло. Ты стоишь в ванной — мокрая, раздетая, слыша посторонние звуки в квартире, в которой, кроме тебя, никто не живёт. Шиза? По наитию пришло в голову — не галлюцинации ли? Так накрыло, что секунд десять ног не могла от ванны оторвать — подкосились, как сломанные прутики, а затем онемели, став свинцовыми. Не знаю, как головой не тронулось. Никакие сравнения, эпитеты и метафоры не передадут тех эмоций. А что после? После в ванную постучали. То была хозяйка. Поверишь? Даже не извинилась. Сказала: «Забежала на минутку, срочно нужен удлинитель. Я звонила тебе, хотела предупредить, а потом подумала, может, на работе — чтоб завтра не беспокоить, зайду сама». Так непринуждённо. Неужели люди всерьёз не различают неадекват в своих поступках? Что не так с этим миром?

Проводив её, я успокоилась, но страх не ушёл. Теперь вздрагиваю от голосов соседей сверху, от бренчанья чужих ключей в подъезде. Ощущение, будто прям сейчас кто-то вскроет дверь и войдёт. Тревога разрастается, кошмары участились. Чувствую себя бездейственной погремушкой, не контролирующей ни один сигнал своей жизни.


Рекомендуем почитать
Чти веру свою

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Туула

Центральной темой романа одного из самых ярких литовских прозаиков Юргиса Кунчинаса является повседневность маргиналов советской эпохи, их трагикомическое бегство от действительности. Автор в мягкой иронической манере повествует о самочувствии индивидов, не вписывающихся в систему, способных в любых условиях сохранить внутреннюю автономию и человеческое достоинство.


Совесть палача

Главный герой — начальник учреждения, исполняющего наказания, в том числе и высшую меру социальной защиты. Он исполняет приговоры своим заключённым. Из-за этого узаконенного убийства его постоянно и со всё большим усилием тревожит собственная совесть. Палач пытается понять и простить себя, найти достойный выход или лазейку, договориться или придушить собственную совесть. В основном при помощи тех, с кем он расправляется. И вот на его пути появляется сумрачный гений, готовый дать ему искомое…


Фуга с огнём

Другая, лучшая реальность всегда где-то рядом с нашей. Можно считать её сном, можно – явью. Там, где Муза может стать литературным агентом, где можно отыскать и по-другому пережить переломный момент жизни. Но главное – вовремя осознать, что подлинная, родная реальность – всегда по эту сторону экрана или книги.


Солнце тоже звезда

Задача Дэниела – влюбить в себя Наташу за сутки. Задача Таши – сделать все возможное, чтобы остаться в Америке. Любовь как глоток свежего воздуха! Но что на это скажет Вселенная? Ведь у нее определенно есть свои планы! Наташа Кингсли – семнадцатилетняя американка с Ямайки. Она называет себя реалисткой, любит науку и верит только в факты. И уж точно скептически относится к предназначениям! Даниэль Чжэ Вон Бэ – настоящий романтик. Он мечтает стать поэтом, но родители против: они отправляют его учиться на врача.


Дорога на Астапово [путевой роман]

Владимир Березин — прозаик, литературовед, журналист. Автор реалистической («Путь и шествие», «Свидетель») и фантастической прозы («Последний мамонт»), биографии Виктора Шкловского в «ЖЗЛ» и книги об истории автомобильной промышленности СССР («Поляков»). В новом романе «Дорога на Астапово» Писатель, Архитектор, Краевед и Директор музея, чьи прототипы легко разгадать, отправляются в путешествие, как персонажи «Трое в лодке, не считая собаки». Только маршрут они выбирают знаковый — последний путь Льва Толстого из Ясной Поляны в Астапово.