Немота - [19]

Мой мир — не дом без окон и дверей, а бетонированная башня с заколоченными продыхами. Давясь разочарованиями, я попеременно харкался злостью, агрессией, апатией, отстранённостью, перманентным безразличием. Экспрессивная энергия, что судорогой сводила тело героя фильма Влады, подразумевала другое. Имитировать эмоции, словно доярка, сцеживающая молоко — в характере карикатур. Совать в ноздри лук молодого урожая или дышать газом из перцового баллончика стало б допустимо в низкосортной комедии, но не в ситуации, когда целью проекта является ею не стать.

Непонятно на что рассчитывая, вечером воскресенья я собирался на первую съёмку. Расспрашивать Владу о том, будут ли в процесс вовлечены дополнительные люди, не стал, хотя, безусловно, любопытство подначивало и без того нарастающее волнение. Нужно отбросить шелуху, сосредоточившись исключительно на фильме. Влада поверила в меня, глупо левыми мыслями подтолкнуть себя на ошибку. С этой установкой забил в гугл-карте скинутый адрес и, следуя навигатору, двинул вдоль глянцевой, подобной рыбьей чешуе Фонтанки, заключённой в гробовой бетонный канал, рядом с которым селфилась компания активно жестикулирующих подростков с голыми щиколотками.

Точка назначения располагалась по Загородному проспекту. Рядом — перекрёсток «Пять углов», информационно-библиотечный центр, чуть дальше — университет ИТМО. Элитненький район, что ни скажи. Отыскав фасад дома, я свернул во дворы, начав терзаться сомнениями касательно того, что делаю. Актёр. Ты серьёзно, Глеб? Ты даже в дилетантских школьных сценках ни разу не играл, понятия не имеешь, что это такое. Снова разочаруешься и только. Но ладно сам — ты человека обнадёжил. За прошедшую неделю Влада могла бы найти того, кто сделает эту работу профессионально. С тобой она лишь впустую потратит время. Кто ты, чтоб брать на себя такую ответственность? Обезличенная молекула без свойств, без внутренних ресурсов и представления о себе. Радости в те минуты было мало, честно сказать. Чем ближе я подходил к подъезду, тем более шаткой делалась поступь.

— Это Глеб, — нейтрально произнёс в домофонную дверь и, не услышав ответной реплики, пришибленно проплёлся в парадную. То была в самом деле парадная — с широкими лестницами, резными перилами, разбитой лепниной на стенах. Эстетика старого фонда.

Поднявшись на третий этаж, увидел приоткрытую железную дверь, помялся в нерешительности, перебирая в кармане монетки, как делал когда-то ребёнком, и, досчитав до пяти, вошёл. Как будет — так будет.

Квартира встретила парой знакомых гриндерсов у порога, запахом сигарет и доносившимся из дальней комнаты вокалом Дэвида Линча. Специфичненько.

— Привет, — произнесла Влада, скромным огоньком показавшись из кухни. — Спасибо, что пришёл.

Я улыбнулся. Выглядела она расслабленной, чуть менее закрытой. В меланжевой футболке навыпуск, голубых джинсах. Дреды были собраны в высокий хвост на затылке, на запястье сидел тот же браслет на цепочке с крохотным лунным камнем. После увиденного сна я смотрел на эту девушку более осмысленно, пытаясь понять, чем конкретно она отбрасывала меня к Майе. Угловатостью? Отрешённо-испуганным взглядом? Цветотипом? Могла бы Влада сойти за ту диковатую девочку из лагеря? Может быть, но маловероятно. Черты лица Влады были острее, в веснушках. Походка отличалась. Профиль. Не отрицаю — Майя осталась во мне двенадцатилетним ребёнком, но речь и не о буквальном сходстве. Что-то прослеживалось на глубинном уровне. В манере двигаться? В напряжённо сомкнутых губах? В сутуловатости? Нелюдимости? Не знаю, но что-то было.

Повесив на крючок бомбер и сняв кроссовки, я последовал за Владой в гостиную. Квартира впечатляла габаритами и самобытно-эклектичным убранством, впитав в себя нечто из эпохи модерна, советского классицизма, приправив этникой и щепоткой барокко. На пёстром ковре располагался минималистичный диван-книжка, обитый серым бархатом, раритетные кресла годов из тридцатых. Рядом — торшер с цветочным абажуром, пианино, внушительный стеллаж с книгами. На стене висел постер «Лолиты» 1962-го года, иронично контрастировавший с потолочной лепниной и коллекцией древневосточных статуэток. «Влада, значит, — пронеслось в голове, — последыш русской аристократии? На съёмное жильё не похоже». Что ж, ей вполне подходила эта роль, но живя мы сотню и более лет назад, меня, крестьянского выродка, в этом доме вряд ли б приняли.

Через гостиную мы прошли в дальнюю комнату, оказавшись в хаотичном пространстве дестроя — то была площадка для съёмок, состоящая из завешанного тёмным габардином окна, матраса и разбросанных по полу простыней, пропущенных через призму фиолетового света. В углу стоял штатив, колонки, студийная лампа, три прожектора. Договорились попробовать снять крупным планом лицо с переходом в различные эмоции: от безразличия к агрессии, страху, отчаянию. Исключительно статику, если говорить о работе тела.

— Как у тебя настрой?

— Если честно, немного растерян.

— Это нормально для первого раза. Хочешь, оставлю тебя минут на тридцать? Включишь свою музыку, попробуешь влиться.