Немного ночи - [88]

После стражников городских призвали – тех схватить, кто Ивана и Федора убить пытались. На дознании они рассказали, как позабавиться хотели чужой дракою. И как кинулся на них Иван, железо схватив. И как отняли у него то железо и били. А после померещилось им, что не дышит он. И решили его закопать в угле, чтобы сразу никто про убийство не прознал и на них не подумали.

А Иван через две недели из больницы вышел и вернулся домой. И ждали его подарки да угощения разные. В тот вечер выпил Федор вина и сказал Ивану в сердцах: «А ведь не подними ты руки из угля – не нашел бы тебя. Умер бы ты. И как только сил тебе хватило?» Иван ответил: «Обступила меня тьма смертная, черная, как тот уголь, и холодная, как вода зимой в реке. И слышал я во тьме голос твой, меня звавший. На голос руку протянул». Отвернулся Федор от Ивана, чтобы слезы неожиданные спрятать, и спросил: «Слышал ли, как я тебя звал? Как называл тебя?». «Слышал, – сказал Иван. – Именем чужим звал. А почему так – понять не могу, ты скажи». «Каким именем звал?» – спросил Федор. Иван ответил ему: «Мухамет».

После дня того минуло четыре месяца. И родила Ольга дочь, и назвали ее Любовью. Радовался Федор – отец ее, и радовалась Ольга, и Иван рад был. После всего свершившегося, хоть и не стал Иван Федора называть отцом, но принял его душой своей как родного. А Федор и вовсе счастлив был, ибо давно мечтал о семье и потомстве. И не делал он разницы ни в словах, ни в делах между Иваном и дочерью своей, Любовью. Да и когда задумывался о том, не мог назвать разницы, ибо держал их в сердце своем равно.

Иван боле в синяках не приходил домой. Однако из отрока своевольного и молчаливого вырос со временем в такого же юношу. Скрывал он помыслы и желания свои не только от сверстников своих, но и от родителей. Родители же, хоть и видели угрюмость сына своего, думали, что пройдет сие, как угри юношеские проходят. Сверстники же Ивановы на него с опаской смотрели и шутили промеж себя, что повредился разум его от удара железным прутом. И девы юные избегали Ивана, и говорили, что бесчувствен он, как мертвый или же каменный. Иван же, казалось, не замечал, что про него говорится, и жил себе, как прежде.

Когда пришло время оставить школу, избирали юноши и девы себе дело или учебу дальнейшую. И сделал Иван свой выбор: приступил он к обучению в горном техникуме, что был в их городе, и намеревался стать он горным мастером или инженером по глубинным насосам или вентиляционному оборудованию.

Мать его, Ольга, поначалу воспротивилась его выбору. Но вскоре смирилась и тешила себя мыслями, что коли не простым углекопом под землю пойдет, так и не останется там.

В учебе Иван преуспевал легко. И покойно было оттого родителям его. И спускался он под землю, в шахты глубокие, проходил там производственную практику. Ольга поначалу плакала, губы в кровь кусала, стоило ему лишь сказать о практике. А потом и привыкла, и успокоилась. Да и Федор ее успокаивал, говорил: «В одну воронку горе дважды не падает. Что тебе, жено, подземелий бояться, когда среди бела дня его убивали под синим небушком? Сын да дочь у нас! Скоро его детей нянчить будем, а потом и на Любушкиных чад полюбуемся. Об этом думай, этим живи!» Кивала Ольга мужу головой да улыбаться начинала и, если Иван в доме был, вопрошала его шутливо: «Когда невесту в дом приведешь?». Иван же смущался слов таких и краснел лицом, ибо до сих пор нецелован был.

Завершил Иван учебу в техникуме, когда вышло ему девятнадцать лет. Испросил себе место младшего инженера по вентиляционному оборудованию, чем порадовал мать свою, – не простой шахтер, не всегда внизу, да и возле вентиляторов безопаснее, потому что метана меньше. И трудился Иван, и деньги заработанные частью матери отдавал, частью на себя тратил.

По прошествии года познакомился Иван в лавке хлебной, что возле дома их, с торговкою молодой, именем Анна. Анна сия была девою смешливой и на язык невоздержанной, и кто в лавку приходил – с теми неприветливо обходилась. Если же пристыдить ее пытался кто – на смех того поднимала. И кто в лавку ту постоянно захаживал, опасались ее. А кого обижала она, говорили ей в злобе: «Или парни тебя обходят, что так несдержанна? С таким-то нравом не найдешь мужа себе». Ивану же нравилась она лицом, и статью, и голосом. И сам в себе того понять не мог.

И однажды у прилавка хлебного залюбовался ею, да слова ее мимо ушей пропустил. Она же спрашивала его, что обычно торговки у покупающих спрашивают. А он молчал и смотрел ей в лицо, улыбаясь. Она сказала ему: «Оглох что ли? Чего смотришь – за просмотр деньги платят!» А он ответил: «На тебя смотреть – денег не жалко» Сам дивился сказанному, ибо в первый раз так с девой разговор повел. Она же сказала: «А богат ли ты, что деньгами бросаешься?» И сказал Иван: «Я словами бросаюсь, да тебе одной слова мои». «А ты женись на ней, – сказал некто из бывших там. – Глядишь, перестанет на людей скалиться – будет тебе, Иван, от всех нас почет за то и уважение». Рассмеялась Анна на те слова: «Куда ему, болезному, со мной справиться!» А полгода минуло – и вышла за него.