Немного ночи - [45]

– Нет… – Ольга растерянно помолчала и покачала головой, – Она не откажет именно тебе. Ты ей нравишься…

– Да? – спросил я, сел рядом с Ольгой и агрессивно посмотрел ей прямо в глаза, – А ты бы согласилась заняться со мной сексом?

– Да, – сказала она, и отвела взгляд, – Я очень хочу заняться с тобой сексом… Вчера, возле бара, когда ты говорил про смерть и дотронулся до меня – я чуть не кончила… И мне сейчас кажется, если ты до меня дотронешься…

Я стал смотреть в окно, на заснеженный газон и белые фонари в черном небе. И в моей голове не было ни одного слова. Ольга тоже молчала и не шевелилась у меня за спиной. Так продолжалось минут пять, а потом пришел Лорченков.

– Ребята, – сказал он просяще, – Извините, что мешаю, но я так хочу спать! Я устал!

– Пойдем ко мне, поболтаем! – сказала Ольга весело, взяв меня за рукав свитера.

Ее номер был через несколько шагов по коридору. Там было темно и неубранные кровати. Мы, не зажигая света, сели на Ольгину постель и снова стали молчать. Я хотел что-нибудь сказать, но боялся ляпнуть глупость или грубость.

Она с любопытством посматривала на меня, блестя в темноте глазами. Я чувствовал ее запах от ее постели и запах духов от нее самой. Казалось, будто я погружаюсь в запах, как в теплый прибой… Я встряхнул головой.

– Знаешь, спасибо тебе за то, что ты сказала, – проговорил я, глядя на скомканную постель ее соседки, – Я услышал такие слова первый раз в жизни. Правда, спасибо. Но ты беременная, у тебя есть муж. Поэтому я пойду в свой номер и лягу спать.

Я как-то неловко, деревянным движением, хлопнул ладонью по ее коленке, обтянутой джинсами. Встал и ушел.

Лежа в постели, я полночи смотрел в окно, и только под утро уснул. Просыпался часто – от громких стонов Лорченкова. Утром он рассказал, что ему снился злой медведь. Лорченкова мучила Россия.

На момент отъезда из пансионата «Липки» молодые литераторы уже крепко перегрызлись между собой. Они объединялись в небольшие группки, по одному человеку из каждой номинации, и каждый рассказывал, что реально он лучший и должен получить премию, а его товарищи по номинации – просто бездари. Мы, «крупная проза», были единственной номинацией, которая за эту неделю сдружилась, а не переругалась. Мы всегда вместе сидели за столом, вместе пили пиво по вечерам, и даже в бассейн ходили вместе, только без меня. Епихин (он, правда, был из «малой прозы») за эту неделю отъелся, стал расслабленным, сонным и вальяжным. Лорченков пожелтел лицом и все время пребывал в мрачном настроении – ему не хватало вина и солнца. Самаркандова, несмотря на запрет, съела на обед курицу, и у нее были красные руки из-за аллергии. Она все время улыбалась и болтала – о детях и машинах. Она была автомобилисткой. Имела автомашину «Газель».

А я… Не знаю. Когда мы уезжали, я просто сел в автобус и уставился в окно. На улице была оттепель, и окна не замерзли. Поэты грузили свои чемоданы на задние сиденья автобуса. Зачем поэтам чемоданы?

Рядом со мной села Самаркандова. Я как-то не обратил на это особого внимания. Ну, села и села… А когда автобус поехал, она взяла меня за руку. Я посмотрел на нее, а она смотрела прямо перед собой, в спинку переднего сиденья. Я не знал, что делать. Убирать свою руку было глупо, а сидеть и делать вид, будто ничего не происходит – еще глупее. И я немного сжал ее пальцы, а она – мои. Через пару минут она стала ерзать по сиденью, и я спросил ее:

– Ты чего так ерзаешь?

Она посмотрела на меня взглядом лесного зверька, застигнутого врасплох.

– Так это, – она просто кивнула вниз, на свои бедра, – Тово… Ты сам что-нибудь чувствуешь?

– Я возбуждаюсь, как последняя свинья, – сказал я.

Она продолжала смотреть на меня:

– Леш, а разве так бывает?

– Как? – не понял я.

– Ну, вот, мы просто держимся за руки, и от этого возбуждаемся. Разве бывает так?

Я немного растерялся, подумал и ответил:

– Конечно.

– А разве у тебя так было раньше? – спросила она.

– Да, – сказал я, – Ведь так и должно быть. А у тебя?

– Нет, – она помотала головой, как маленький ребенок, и ее глаза еще больше расширились.

Я улыбнулся. Мне стало так жалко ее, что защипало в груди. Я сильно сжал ее пальцы, и она снова заерзала на сиденье.

А приехав в Москву, мы с Ольгой пошли за слойками. Нам эти слойки понравились еще неделю назад, когда мы первый раз заселялись в гостиницу. Слоечный киоск был совсем рядом. А нам, ведь, была оплачена только гостиница. Еду в Москве мы должны были добывать сами. Лорченков отправился на поиски дешевого кафе. А мы с Самаркандовой сомневались, что в черте Москвы есть дешевые кафе, и как-то независимо друг от друга сошлись на слойках. Тогда, в начале недели, мы ели их у слоечного киоска, стоя в вечерней московской слякоти и глядя по сторонам. А когда мы ехали из «Липок», в автобусе, Ольга предложила купить много слоек и есть их в номере. И еще она предложила купить вина.

– А зачем тебе вино? – спросил я.

– Ну, просто, – сказала она, – Хочется… Посидим, вина попьем…

– А тебе не вредно? – спросил я.

– Нет, что ты! – она даже замахала руками – Наоборот, рекомендуют беременным стаканчик красного вина каждый день!