Немного ночи - [44]

– В шестнадцать, – ответила она.

И долго рассказывала про Англию, где всё это произошло, и где она училась в школе, и жила в общежитии для девочек. И как ей на какой-то «пати» знакомый молодой англичанин с развязными манерами сказал нечто вроде «летс фак», и она ответила «Йес».

– Тебе понравилось? – спросил я.

– Да, – ответила она.

Я не чувствовал ничего неприличного в таком рассказе. Когда «Йес» означает, что девушка непрочь – это же просто из другой жизни, из параллельной вселенной. И Алеша Ивлев может заглянуть в эту вселенную с помощью методов высшей математики и буйного воображения. И увидит там вместо живых людей – информацию в машинных кодах.

Потом я посмотрел ей на живот.

– У тебя будет девочка, – сказал я, потому что вдруг понял, что у нее будет девочка.

– Ты что, я еще не знаю, – смутилась Ольга.

– Девочка, – сказал я, – Очень красивая.

А потом меня понесло, как меня часто несет в присутствии девушек, на какие-то философские темы. Она стала спорить со мной насчет механизмов восприятия. А я сказал ей, что ее разум постоянно вспоминает только что прошедший момент. И поэтому она живет не в настоящем, как ей кажется, а в прошлом. Пусть в очень близком, но всегда в прошлом.

– А что же делать? – спросила она.

– Нужно ощутить собственную смерть, как будто она стоит у тебя за плечом и готова дотронуться до тебя.

– Как дотронуться? – спросила Ольга.

– Вот так, – сказал я и провел пальцами по ее плечу, стараясь передать ощущение смерти.

Она задрожала плечами и сказала на резком выдохе:

– Ой, Господи…

– Вот, – сказал я с умным видом, – Сейчас ты на какое-то мгновение оказалась в настоящем.

А потом мне стало стыдно за весь этот глупый цирк. Я пожелал ей спокойной ночи, встал и ушел. На выходе из зимнего сада я обернулся. Она сидела за столиком в той же позе, только склонила голову, будто устала.

Следующий вечер был последним для нас в пансионате. Все писатели и поэты собрались в одном люксовом номере, объявили вечер стихов, и стали пить водку. Я выпил пару рюмок и пошел в зимний сад – грустить. Там уже сидели Епихин и Самаркандова. Перед ними стояли кружки с пивом, и Епихин, развалясь в кресле, с выражением читал Есенина. Так как рассказывать о Толстом ему было запрещено, он перешел на поэтов.

– Сейчас я вам прочитаю свое любимое из Есенина, – сказал Епихин и прочитал короткий стишок про опавшие листья.

– Ну, и как вам? – спросил он.

– Как-то не очень, – сказал я смущенно, – Наверное, это из очень раннего.

– Да, – сказал Епихин грустно, – Я вас обманул. Это мое стихотворение…

Мы посмеялись, а потом стали читать с Епихиным вперемежку все подряд – свое, из классиков, из друзей. Самаркандова просто сидела и слушала, откинувшись в кресле и вытянув ноги на стул. Иногда смеялась или коротко комментировала. Я прочитал все свои стихи, когда к нам подсел член жюри Леонид Костюков, тощий и бородатый. Ему очень нравилась проза Епихина, а про мою повесть он сказал: «Хорошая книжка, но читать бы не стал». Костюков принялся декламировать неплохие стихи и почему-то поругивать Маяковского. А мне стало вдруг сонливо, я попрощался со всеми и пошел спать.

В номере было пусто. Только я собрался раздеться, как в дверь постучали. Я открыл. Вошла Самаркандова.

Она села на мою кровать, посмотрела на меня странно, будто думала о какой-то неприличной тайне, и сказала с такими же странными интонациями:

– Ну, давай… Рассказывай, кому ты написал все эти красивые стихи.

– Никому… – сказал я, – А что?

Она засмеялась:

– Да, мне скучно стало там, с ними… Ты написал эти стихи для какой-то женщины. И вообще, я тебя ревную.

У меня в голове тоже стало как-то странно.

– Давно? – спросил я.

– Со вчерашнего дня, – сказала Самаркандова, – Ты вчера стоял в очереди за пивом, у ларька, а перед тобой стояла иркутская поэтесса Шерстобоева. Я посмотрела на вас. Вы просто стояли, и ты ей что-то сказал. И это было как секс…

– Я спросил, сколько пиво стоит… – сказал я.

– Да, какая разница, – сказала Самаркандова, – Я же вижу, что вы друг другу нравитесь. Она красивая… Почему бы вам…

– Сказать ей «летс фак»? – удивился я, – Она не ответит мне «Йес»!

– Почему? – искренне поинтересовалась Самаркандова.

– Я не настолько владею английским, и может быть поэтому девушки не говорят мне таких вещей.

– Откуда же у тебя берутся девушки? – Самаркандова была ехидной и продолжала смотреть на меня чуть искоса, будто не верила.

– Ниоткуда. – сказал я. – Так, случайно если… Их у меня было-то всего две. Я даже целоваться не умею.

– Всего две? Странно, – она действительно была удивлена, – А почему ты не умеешь целоваться?

– Не знаю, – сказал я резко и встал с постели, – Губы дрожат.

Мы помолчали несколько секунд. Я стоял и смотрел в стенку. И видел краем глаза, что Ольга смотрит на меня. Мне было непонятно и неуютно, и по лицу начала бегать мерзкая дрожь. Терпеть не могу таких разговоров.

– Если ты предложишь, – сказала тихо Самаркандова, – Шерстобоева не откажет тебе…

– Потому что она никому не откажет? – спросил я, – Поэтому я ей ничего не предложу! Я не хочу предлагать! Я боюсь! Мне нужна фантастическая ситуация, чтобы девушка сама пришла и сказала, что хочет заняться со мной сексом. Только вот такого со мной не бывает! Какое вообще тебе дело до всего этого?!!