Немного не в фокусе : стихи, 1921-1983 - [3]

Лучшим же, что она написала (это так хорошо, что я долго проверял — действительно ли она сочинила эти строчки или подслушала у кого-то из великих приятелей), представляется мне эпиграф к диптиху “Ветреная Геба”:

Все должно быть немного не в фокусе,

Говоря как бы: На-ко-ся, выкуси!

Это короче, чем у Венедикта Ерофеева, хотя ровно на ту же тему: “Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян”. Все должно быть слегка непонятно, трудноуловимо, чтобы человек не подумал вдруг, что он чего-нибудь понимает. В сущности, это еще одна вариация на автоэпитафию Сковороды “Мир ловил меня, но не поймал”.

Нина Берберова тоже немного не в фокусе, тоже за рамками любых представлений о себе; и ценность ее книги стихов, переиздаваемой теперь и в России, — состоит и в этом горьком, но спасительном жизненном уроке.

Дмитрий Быков

2014 г.

Нина Берберова Стихи 1921–1983

Памяти Владислава Ходасевича

От автора

Стихи всех трех разделов подобраны в относительно хронологическом порядке.

Стихи первого раздела (1921 -1933), если место написания их не обозначено, были написаны в Париже.

Стихи второго раздела (1942–1962) до 1950 года были написаны в Париже, после 1950 — в США.

Стихи третьего раздела (1965–1983) написаны в США, кроме Берлинского цикла, который написан в Западном Берлине.

Стихи двух первых разделов были напечатаны в различных периодических изданиях тогда же, когда были написаны, большинство — в журналах и сборниках, но немало и в газетах. Стихи третьего раздела никогда раньше напечатаны не были, кроме цикла “Ветреная Геба” (Литературный сборник “Russica-8i”) и стихотворения “Гуверовский архив”, которое помещено как эпиграф в книге проф. Дэвида Бетэа “Владислав Ходасевич” (в русском оригинале и английском переводе).

Н.Б.

Принстон, 1984

1921–1933

«Тазы, кувшины расписные…»

Тазы, кувшины расписные

Под теплым краном сполосну,

И волосы, еще сырые,

У дымной печки заверну.

А после, девочкой веселой

Пойду с распущенной косой

Ведро носить с водой тяжелой,

Мести уродливой метлой.

Как хорошо, что мы далеки

Сейчас от помыслов пустых,

Что нынче сном моим жестоким,

Наверное, не будешь ты!

Петербург, 1921

«Честно, весело и пьяно…»

Честно, весело и пьяно

Ходим в мире и поем,

И втроем из двух стаканов

Вечерами долго пьем.

Есть жена, и есть невеста,

У меня — отец крутой,

Ну так что ж, что нет им места

В нашей страсти круговой?

Спросит робкая подруга:

Делят как тебя одну?

Поведу плечами туго,

Узкой бровью шевельну.

Только стала я косая:

На двоих за раз смотрю…

Жизнь моя береговая,

И за то благодарю!

Петербург, 1921

«За эту ночь безветренную или…»

За эту ночь безветренную или

За эти два спокойных зимних дня,

Пока с тобою мы не говорили,

Тихонько вызвездила жизнь моя.

А я в то время думала о малом

Под жесткой полостью моих саней,

Ладонь под рукавицей замерзала,

И где-то путались концы вожжей.

И вот смотрю: в дуге под бубенцами

По-новому шевелится земля,

И тряские, пустынные поля

Бегут ко мне шуршащими краями.

Петербург, 1921

Пятое января

За ужином к приборам свечи

Зажжет отец свечой одной,

Необычайны будут речи,

И рис, и рыба, и вино.

Мой светлый праздник под Крещенье,

Мое второе Рождество, —

Не знаю я сопротивленья

Волненью сердца моего.

Петербург, 1922

Петербург

Там мирный город якорь кинул

И стал недвижным кораблем,

Он берега кругом раздвинул

И все преобразил кругом.

И нынче мачты напрягают

Свой упоительный задор,

И в мрак глядят, и в мрак вонзают

Поблескивающий узор.

Не различить границ пустынных —

Где улицы, где берега?

Средь площадей, дворов, гостиных

Один озноб, одна пурга.

И я сама жила недавно

На том огромном корабле,

И возле мачты самой славной

Ходила и ждала во мгле.

О том, что мы живем на море

Умела дивно забывать,

Когда в пустынном коридоре

Ты выходил меня встречать.

Узнай теперь, как нас качало,

Как билась буря о борты,

Когда тебе казалось мало

Молчания и тишины.

Берлин, 1922

«Перед разлукой горестной и трудной…»

П. П. М.

Перед разлукой горестной и трудной

Не говори, что встрече не бывать.

Есть у меня таинственный и чудный

Дар о себе тебе напоминать.

В чужом краю, в изгнании далеком,

Когда-нибудь, когда придет пора,

Я повторю тебя одним намеком,

Одним стихом, движением пера.

А ты прочти, как мысль мне возвратила

И прежние слова твои, и тень,

Узнай вдали, как я преобразила

Сегодняшний или вчерашний день.

Какой еще для нас ты хочешь встречи?

Я отдаю тебе одной строкой

Твои шаги, поклоны, взгляды, речи, —

А большего мне не дано тобой.

Берлин, 1923

Вальс

Шарманка играет,

Трещит мороз.

На коврике пляшет

В бубенчиках пес.

А дворник окошко

Открыл и кричит,

Шарманщику машет,

Убраться велит.

Хозяин не видит —

Давно он слепой,

Хозяин не слышит —

От вальса глухой.

А пес не смеет

Танец прервать:

Коченеет, и дышит,

И танцует опять.

1924

«От ваших сказок и рассказов…»

От ваших сказок и рассказов

О рукавах-окороках,

О непомерных шляпах в стразах

И о прозрачных веерах

Воспоминанье оживает

Еще не дальних детских дней,

И милый образ мне кивает

Далекой матери моей.

Я помню талию такую,

Какой теперь не встретить вам,

Я помню муфту меховую,

В мороз прижатую к щекам,

Я помню перья шляпы зимней

И черепаховый лорнет,

И длинный шлейф среди гостиной,