Немертвый в саду добра и зла - [7]

Она смотрела в черные глаза Арта, видя его удовлетворение от насмешки и проверки жажды крови. Он был бы изящным партнером, красивым и умелым. Он бы позволил ей сгореть, заставил ее плакать для того, чтобы надавить на нее, а взамен она дала бы ему все, чего он жаждал, чтобы найти и больше… и она проснется в одиночестве, использованная, а не в колыбели из защищающих рук, которые простили бы ее за ее деформированные потребности, даже если то прощение родилось в еще большем количестве манипуляции.

Сжав челюсти, она оттолкнула Арта и оторвала спину от стены. От неожиданности он отступил на шаг.

Она не хотела этого. Она защитила себя ложью, что кровь была просто кровью, и она была подготовлена к умственной боли, что ей пользуются в большей степени. Но Арт хотел смешать кровь с телом. Это бы подвело ее слишком близко к правде, ложь могла не удержаться. Она не могла сделать этого.

Вожделение Арта сменилось гневом, эмоции пересекли черту, за которой не было места состраданию.

— Почему я не нравлюсь тебе? — спросил он с горечью, рванув ее к себе. — Меня недостаточно?

Пульс Айви барабанил все время, пока они стояли перед лифтами, и она проклинала себя за потерю контроля. Его было достаточно. Даже более чем достаточно, чтобы утолить голод, но не душу.

— У тебя нет честолюбия, — прошептала она, инстинкты затягивали ее в его тепло, несмотря на протесты разума. Челюсть Арта дрожала, а его дурманящий запах пел в ней, начиная внутреннюю войну. Что если она не найдет выход? Она всегда могла избежать схватки инстинктов с силой воли, просто уйдя, но сейчас такой возможности не было.

— Значит ты недостаточно проницательна. — Арт до боли сжал ее плечо. — Или я пробую то, за что Пискари балует тебя, или ты тянешь меня наверх с собой, продвижение за продвижение. Мне плевать, девочка Айви.

— Не называй меня так, — сказала она, страх смешивался с сексуальным жаром, который он тянул из нее. Так ее называл Пискари, ублюдок. Если бы она сдалась, то это было бы ее кратчайшем путем к повышению, но убило бы то, что сохраняло ее нормальной. Если она будет держаться за свою ложь и откажет Арту, он заставит ее делать за него всю грязную работу.

Улыбка Арта стала властной, когда он увидел, что она поняла ловушку. Это Пискари, вероятно, устроил эту ситуацию, чтобы проверить ее решимость, сделать ее любовь к мастеру-вампиру больше. Она была деформирована. Она была деформирована и потеряна.

Но ее очень близкое знакомство с системой, в которой она родилась, должно спасти ее. Как только она утихомирила панику, разум возобновил работу и злая усмешка тронула уголки ее губ.

— Ты кое-что забыл, Арт, — сказала она, напряжение спадало, пока она притворно податливо висела в его хватке. — Если прокусишь мне кожу без моего согласия, Пискари тебя на кол посадит.

Все, что она должна была сделать, это взять верх над ее голодом. Она могла сделать это.

Он сжал ее крепче, его пальцы нажимали на шею, где были шрамы Пискари, скрытые с помощью хирургического вмешательства. Шрамы были убраны, но мощное соединение стимуляторов нейронов и мутагенов рецепторов осталось. Пискари требовал ее, делая чувствительным все ее тело так, чтобы только он мог заставить его резонировать к прошлым страстям, только с его мыслями и феромонами, но она все еще чувствовала укол желания в ее паху при мысли о зубах Арта, чисто погружающихся в нее. Она должна была сбежать от него, прежде чем жажда крови завладеет ей.

— Ты знаешь это, не так ли? — дразнила она, кожу покалывало.

— Тебе понравится, — выдохнул он, и покалывание стало горячим. — Когда я с тобой закончу, ты будешь просить еще. Почему так важно кто кого укусит первым?

— Поскольку мне нравится говорить нет, — сказала она, думая, что трудно удержаться от того, чтобы провести ногтем вниз по его шее, чтобы возбудить его. Она могла сделать это. Она знала точно, как волнующее чувство господства и абсолютный контроль над монстром, как он будет чувствовать это. Ее страх ушел, и без него жажда крови вернулась и стала сильнее. — Ты возьмешь кровь без моего согласия, и окажешься в «бегунах», — сказала она. — Ты можешь принуждать, угрожать, можешь порезать себе запястье и истекать кровью на моих губах, но если ты возьмешь мою кровь без моего разрешения — да, тогда ты… проиграешь. — Она наклонилась вперед, пока ее губы почти не стали касаться его. — А я выиграю. — Закончила она, пульс был быстрым и жаждал, чтобы Арт провел рукой по ее коже.

Он оттолкнул ее. Айви легко удержала равновесие, смеясь.

— Пискари говорил, что ты будешь сопротивляться, — сказал он, его черные глаза и напряженность делали его позу и угрожающей и привлекательной.

«Боже, какие штуки можно с этим сделать», — думала она удивляясь.

— Пискари был прав, — сказала она, ведя бедром и вызывающе проводя рукой вниз. — Ты пытаешься прыгнуть выше головы, Арт, а мне нравится говорить нет, и я собираюсь сделать так, что ты возьмешь меня без моего согласия, а потом? — Она улыбнулась, приближаясь и обвивая руками его шею, играя с кончиками его вьющихся волос.

С черными голодными глазами Арт улыбнулся, беря ее пальцы и целуя подушечки. Намек зубов у кожи пронес дрожь по телу, и ее пальцы задрожали в его руках.