Немецкий мальчик - [15]

— Я солидный? — спросил Майкл.

— Слава богу, нет, — покачала головой Франческа. — Поцелуй меня, и давай притворимся, что я по возрасту гожусь тебе в любовницы.

В гостиной было людно и шумно. Франческа сразу повела его к леди Фейрхевен, которая обливалась потом у горящего камина, и Майкл успел лишь мельком взглянуть на гостей. Леди Фейрхевен, облаченная в малиновый крепдешин, беседовала с мужчиной, который судорожно дрыгал ногами и потряхивал плечами, словно хотел сбросить паука.

— Мой отец торговал нефтью, — рассказывала леди Фейрхевен. Рокочущий выговор американского юга сотрясал ее внушительный бюст, и жемчужное ожерелье легонько дрожало. — А мой дорогой супруг Урбан без устали трудился над дипломатическими аспектами дружбы между нашими великими странами. Мои сыновья… — Леди Фейрхевен похлопала себя по груди и кашлянула в носовой платок. — Мои сыновья, Хаттлстон и Генри, служили в Джайпуре. Видите, дорогой мистер Майер, я хорошо знакома с миром мужчин и как женщина искренне сочувствую лишениям, которые терпели вы, наши бедные солдаты.

— В окопах сочувствие было нам как бальзам на раны, — сказал густо порозовевший Майер.

— Да, конечно! — Кара Фейрхевен похлопала его по плечу. — Так приятно слышать слова благодарности…

Кара, милая, простите, что перебиваю. — Фрэнки развернула Майкла лицом к леди Фейрхевен. — Это Майкл Росс. Его работы с руками отрывают. Они… — Фрэнки неопределенно помахала в воздухе, — они повсюду!

— Да, да, конечно. — Леди Фейрхевен подняла мощную, как у кузнеца, руку. На белых холеных пальцах сверкали драгоценные камни. Отмахнувшись от Майкла носовым платком, она схватилась за подлокотники и с трудом встала. Под крепдешиновой пеной шептались шелка и скрипел корсет. — Легкие болят, — пожаловалась она. — Франческа, он очень мил, но зачем мне с ним разговаривать? Вполне достаточно увидеть его работы.

— Позвольте проводить вас в столовую, — предложила Фрэнки, попятившись, когда леди Фейрхевен принялась поправлять шифоновую накидку. — У меня там маленькая галерея, а сегодня еще несколько художников принесли свои работы.

Тучная леди Фейрхевен на удивление ловко пробиралась сквозь толпу.

— Франческа, где ты его откопала? — расслышал Майкл.

— В Ричмонд-парке, Кара, случайно встретила. Он так чудесно рисовал акварелью деревья и кусты! — ответила Фрэнки, следуя за леди Фейрхевен.

Едва они вышли, в гостиной воцарилась тишина, а потом — словно налетевший поезд размел ворох листьев — все разом зашептались и зароптали. У кресла сильно пахло жасмином.

— Ей-богу, чуть ей не врезал! — прошипел трясущийся собеседник леди Фейрхевен и повернулся к Майклу: — Подбей я этой леди глаз, не видать вам заказа на портрет! Художником себя называете, ага. Да мне от вас тошно! Я таких, как вы, насквозь вижу. — Буравя Майкла гневным взглядом, трясущийся, нащупывал сигарету. — Умеете вы рисовать или нет — это миссис Брайон совершенно не волнует. Слепому ясно, что ей нужно.

— Сэр, давайте без оскорблений, — вмешался высокий здоровяк с жесткими волосами, стоявший спиной к каминной полке. — Молодой человек не сделал вам ничего плохого.

— Все в порядке, — заверил Майкл. Ссориться не хотелось. Такие вспышки у сломленных войной он встречал не впервые. Эти люди разжигают в себе гнев, чтобы подавить страх.

— Вот вы где! — Женщина в полосатом брючном костюме чмокнула Майкла в щеку и взяла под руку. — Вы Еврейчик Фрэнки, а я думала, она вас прячет!

— Здравствуйте, Оливия, — сказал Майкл.

— Вы уже знакомы с носильщиком, который очаровал Дугласа и Венишу?

— Эдди Сондерс, к вашим услугам. — Человек у каминной полки в тесной одежде казался эдаким потным увальнем, его большое лицо дышало добродушием. — Я работаю на Чаринг-Кросс, обслуживаю направление Чатем — Дувр.

— На Чаринг-Кросс? Как замечательно! — воскликнула Оливия, будто на других вокзалах нормальные люди не работают. — Знакомить Франческа не умеет в принципе, так что придется мне. Это Лори Майер. — Она махнула сигаретой в сторону дивана, где сидел трясущийся от злости человек. — Он бывал в Корнуолле. Рисует густо-синие небеса, алые деревья и так далее. В целом его работы чуть консервативнее ваших.

— Так вы модернист? — язвительно поинтересовался у Майкла Лори Майер. — Сторонник уродства и раздутых теорий? С другой стороны, я не прочь увидеть старуху Фейрхевен в виде кубиков или, еще лучше, в бетонном гробу, как у мистера Жаннере![4]

— Но ведь мистер Жаннере — фантазер, — вмешалась Оливия. — Он за большие окна, минимум штукатурки и полы с подогревом. Не хочу, чтобы ко мне заглядывал каждый встречный и поперечный, но ведь здорово не возиться с углем и не греметь ведрами и щипцами.

— Он называет себя Ле Корбюзье! — Дерганый Майер снова затрясся. — На французском это значит «похожий на ворону». Идиотизм какой, Ле Корбюзье! Он за уродство, Оливия! За уродство и за то, чтобы люди жили в клетушках. Разумеется, не состоятельные, а простые люди, рисковавшие жизнью за ценности, которые мистер Жаннере не желает принять. Он заставит снести шедевры Рена, Нэша и мистера Пьюджина! Мистер Пэкстон[5] и тот стекло и металл разумно сочетает, а Жаннере все разорвет на куски!