Немцы в Катыни. Документы о расстреле польских военнопленных осенью 1941 года - [3]
Между тем позиция Сикорского была не столь уж безоглядно антисоветской. В свете этого любопытно свидетельство помощника генерала Андерса Ежи Климковского, передающего свой разговор с польским премьером в конце июня 1943 года, за несколько дней до его, Сикорского, загадочной (и весьма «своевременной») гибели. «Моим большим желанием является вновь восстановить согласие с Советским Союзом, предпринимая в этом направлении определенные усилия, - сказал Сикорский, - я должен это осуществить. Разрыв отношений с СССР является, собственно, результатом выходки, да, совершенно неразумной выходки генерала Кукеля.. .»[7]
Не беремся судить, насколько неразумной была «выходка» Кукеля - непосредственного начальника вышеупомянутого Ковалевского, которому последний и слал из Лиссабона разведдо- несения. Во всяком случае, вопрос о связи Кукеля с немцами, насколько можно судить по документам британской разведки, полученным в Москве, для англичан в 1943-1944 годах стоял и оставался открытым[8].
Так или иначе, лондонские поляки продолжали, выражаясь словами Черчилля, выступать «против Советского Правительства с обвинениями оскорбительного характера» и создавать видимость того, что поддерживают немецкую пропаганду[9]. В этой ситуации, после неоднократных предупреждений, у Москвы не оставалось иного выбора, кроме как разорвать отношения с двуличным «союзником» (См. Документ № 4).
Между тем, решив разыграть «катынскую карту», Гитлер и Геббельс взвалили на своих подручных непосильную ношу. Как ни старались гитлеровцы, чтобы наспех набранная «комиссия» из полутора десятков медицинских экспертов оккупированных стран (плюс представители Швейцарии и Испании) подтвердила версию расстрела поляков в 1940 году, хорошо сохранившиеся трупы говорили о том, что с момента смерти прошло не более полутора лет. В итоге, несколько раз переписывая заключительный акт и поставив подписантов практически в безвыходное положение, немцам так и не удалось добиться признания всеми экспертами требуемой даты расстрела (См. Документы №№ 16, 22).
Недавно в научный оборот введены новые документы, демонстрирующие, какими способами гитлеровцы стремились создать у экспертов нужное впечатление. Для видимости вскрытия массовых захоронений в Козьи Горы свозили трупы с окрестных кладбищ (См. Документы №№ 18,19). Эта информация должна рассматриваться в контексте манипуляций немцев со вскрытием могил и эксгумацией трупов в марте-июле 1943, факт которой в результате сопоставления известных дат и свидетельств установлен В. Н. Шведом[10].
Желание доказать вину СССР при помощи обнаруженных на трупах документов натолкнулось на не меньшие проблемы. С одной стороны, по-видимому, в могилы немцам пришлось подбрасывать советские газеты, выпущенные весной 1940 года (иначе невозможно объяснить их поразительные обилие и сохранность, отмеченные свидетелями). С другой - при раскопках обнаружились оккупационные («краковские») злотые (наличие которых в могилах тогда же, в 1943 году публично подтвердил польский сторонник геббельсовской версии Ю. Мацкевич). Присутствие этих банкнот, пущенных в оборот на территории генерал-губернаторства с 8 мая 1940 года, никак не стыкуется с инсценируемой датой расстрела весной 1940[11].
Манипулирование со списками жертв привело в итоге к тому, что сами немцы не знали, где в составленных ими списках правда, а где - ложь (См. Документ № 15). На беду «разоблачителей зверств ГПУ» некоторые члены комиссии ПКК прихватили из Катыни гильзы, которыми были усеяны могилы (См. Документ № 14). Утаить, что поляки были уничтожены из немецкого оружия, стало невозможно. Этот факт (как и безрезультатные попытки немцев скрыть его[12]) нашел свое отражение уже в 1943 году, в упоминавшемся выше отчете технической комиссии Польского Красного Креста, работавшей на захоронении в апреле-июне под жестким контролем немцев.
Этот любопытный документ был впервые опубликован в 1989 году[13]. Иная его редакция недавно обнаружена В.А. Сахаровым в фонде Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР и публикуется в данном сборнике в переводе с немецкого (См. Документ №13). Различия двух вариантов далеко не формальны. Редакция, представленная в 1989 году польскими исследователями, не содержит главного: вывода технической комиссии ПКК о том, что «даже если бы ПКК располагал всеми результатами эксгумации и работ по идентификации, включая документы и воспоминания, он не мог бы официально и в окончательной форме свидетельствовать, что данные офицеры умерли в Катыни». Максимум, на что готовы были пойти поляки из ПКК, так это на признание, что данные трупы имели при себе определенные документы. И все! Ни на чем больше не основано очевидно «заказанное» хозяевами заключение комиссии: «Из найденных документов явствует, что убийство произведено между концом марта и началом мая 1940».
Помимо фантастичности немецкой версии (согласно которой тысячи человек были казнены сотрудниками НКВД весною 1940 года из немецкого оружия на территории пионерского лагеря, в оживленной лесопарковой зоне, предварительно связанные шнуром, никогда не изготовлявшимся в СССР), попытки приписать преступление Советскому Союзу наталкивались на общеизвестные факты отношения немцев к военнопленным. СССР неизменно придерживался практики гуманного обращения с попавшими в плен иностранцами (чего, кстати, нельзя сказать о тех же поляках, погубивших в 1920 году, по разным оценкам, от 50 до 85 тыс. красноармейцев
