Неловкий вечер - [22]

Шрифт
Интервал

Под нами слышны шаги. Появляется голова отца, стоящего на лестнице:

– Лежите и раздумываете о своих грехах?

Ханна смеется, а я краснею. Это самая главная разница между нами: она светлая, а я темная и темнею все больше и больше.

– А сейчас – к себе в кровать, Ханна. Завтра в школу.

Отец спускается с лестницы, а я смотрю вниз на верхнюю половину его тела, его голова напоминает шлицевую головку винта. Иногда мне хочется засверлить его в землю, чтобы он мог делать только две вещи: смотреть и слушать, много слушать.

7

Я резко просыпаюсь посреди ночи. Одеяло липнет к телу из-за пота, планеты и небесные тела на потолке, кажется, дают меньше света. Или, может быть, они дают столько же света, но я больше не удовлетворена им, и эффект постепенно ослабевает. Я отбрасываю влажное одеяло и сажусь на край кровати. Тело немедленно начинает дрожать под тонкой тканью пижамной рубашки, сквозняк из-под двери цепляется за мои лодыжки. Я натягиваю одеяло на плечи и думаю о кошмаре, который видела: отец и мать лежали подо льдом, как два замороженных угря, которые мы иногда получаем от фермера Эфертсена завернутыми в «Журнал Реформатора». Отец всегда говорил: «Упакованные в слове Господнем, они вкуснее».

Эфертсен тоже был во сне, одетый в свой воскресный костюм с узкими лацканами и блестящим черным галстуком. Затем он заметил меня, посыпал солью лед и сказал: «Так они будут дольше храниться». Я легла на лед, как снежный ангел, рухнувший с небес, и посмотрела на родителей. Они выглядели как фигурки динозавров в банке с чем-то вроде желатинового желе, которую я когда-то получила на день рождения. Нам с Оббе удалось достать их из желе с помощью ножа для выковыривания сердцевины у яблок. Но после того как мы их выловили, толку от них не было – их делала интересными их недоступность, как и моих замороженных родителей. Я постучала по льду, приложила к нему ухо и услышала поющий звук скользящих коньков; я хотела позвать родителей, но из горла не вышло ни единого звука.

Когда я встала, то вдруг увидела пастора Рэнкема, стоящего у кромки воды в пурпурном облачении, которое он носил только на Пасху, когда все дети прихода шли по церковному проходу с деревянными крестами. На крестах висели пасхальные кролики из хлеба с двумя смородинами вместо глаз. Еще до того, как мы выходили из церкви, Оббе обычно наполовину сжирал своего зайца.

Я никогда не осмеливалась это сделать, боясь вернуться домой и найти пустую клетку для кроликов, боясь, что если я отломаю ушко пасхальному кролику, то же самое случится и с моим Диверчье. Я оставляла сладкого кролика плесневеть в ящике стола. Это было не так плохо. Плесень, по крайней мере, – это процесс длительного распада.

Но в моем сне Рэнкема стоял среди тростника, как баклан, выжидающий добычу. Прежде чем я проснулась, он сказал торжественным голосом: «Как пути небесные выше путей земных, так и мои пути превыше ваших, а мои планы – ваши». Потом все стало черным, зерна соли подо мной начали таять, и я, казалось, медленно заскользила под лед, пока не увидела в нем дыру: свет из розетки рядом с книжным шкафом.

«Мои планы – ваши планы», – когда пастор так сказал, он имел в виду миссии Оббе и Ханны? Я включаю светильник-глобус на тумбочке, вожу ногами по полу, пока не нахожу свои тапочки, и разглаживаю складки на пальто. Я не знаю, каков мой план, не считая того, где папа и мама снова будут счастливы и однажды откроют брачный сезон, и мама снова будет есть, и они не умрут. Если я выполню эту миссию, то смогу отправиться на ту сторону со спокойным сердцем. Я достаю из-под стола молочный бидон и смотрю на жаб, а их сонные глаза смотрят на меня. Они кажутся худее, а их бородавки – светлее, словно гремучий горох, который Оббе обводит в буклете с фейерверками в канун Нового года – в течение нескольких недель он исследует все фейерверки-ракеты и фейерверки-фонтаны, чтобы собрать самый лучший набор. Мы с Ханной выбираем только фейерверки, что крутятся у земли, они кажутся нам самыми красивыми и самыми нестрашными.

Я немного наклоняю бидон, чтобы увидеть, поели ли жабы, но листья салата лежат коричневые и сморщенные на дне. Я знаю, что жабы не умеют замечать неподвижные вещи, и из-за этого могут страдать от голода. Я шевелю лист салата вверх-вниз перед их головами.

– Это будет вкусно, съешьте, съешьте, – пою я тихо.

Не помогает, глупые животные отказываются от еды.

– Тогда сейчас самое время начать спариваться, – твердо говорю я и поднимаю ту, что поменьше. Иногда приходится брать дела в свои руки, иначе ничего не выйдет – отец дважды в год приводит к коровам быка, а Гитлер решал, что будет делать его народ, и строго с ним говорил. Жаба на ощупь холодная и липкая, словно мокрый носок с противоскользящими пупырышками на подошве. Я нежно потираю ее нижней частью живота о спинку второй жабы. Я как-то видела это в программе про природу на канале «Школа ТВ». Там жабы сидели друг на друге целыми днями: сейчас на это нет времени. У отца и матери нет в запасе лишних дней, они лежат у нас в руках, словно фитили, ожидая, чтобы их зажгли и они дали нам тепло. Потирая жаб друг о друга, я шепчу им:


Рекомендуем почитать
Поцелуй бабочки

Этот сборник из более двадцати произведений малой прозы написан автором в русской классической литературной традиции и с теплой иронией.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.


Между жизнью и смертью. История храброго полицейского пса Финна

Хартфордшир, 5 октября 2016 года, примерно два часа ночи. Офицер полиции Дэйв Уорделл и его служебный пес по кличке Финн пытались задержать подозреваемого в ограблении, когда преступник обернулся и атаковал своих преследователей. Финн был ранен ножом с 25-сантиметровым лезвием сначала в подмышку, а затем — когда попытался прикрыть хозяина — в голову. Пес, без сомнения, спас своего напарника, но теперь шла борьба уже за жизнь самого Финна. В тот момент в голове Дэйва Уорделла пронеслись различные воспоминания об их удивительной дружбе и привязанности.


Плутон

Парень со странным именем Плутон мечтает полететь на Плутон, чтобы всем доказать, что его имя – не ошибка, а судьба. Но пока такие полеты доступны только роботам. Однажды Плутона приглашают в экспериментальную команду – он станет первым человеком, ступившим на Плутон и осуществит свою детскую мечту. Но сначала Плутон должен выполнить последнее задание на Земле – помочь роботу осознать, кто он есть на самом деле.


Суета. Роман в трех частях

Сон, который вы почему-то забыли. Это история о времени и исчезнувшем. О том, как человек, умерев однажды, пытается отыскать себя в мире, где реальность, окутанная грезами, воспевает тусклое солнце среди облаков. В мире, где даже ангел, утратив веру в человечество, прячется где-то очень далеко. Это роман о поиске истины внутри и попытке героев найти в себе силы, чтобы среди всей этой суеты ответить на главные вопросы своего бытия.


Сотворитель

Что такое дружба? Готовы ли вы ценой дружбы переступить через себя и свои принципы и быть готовым поставить всё на кон? Об этом вам расскажет эта небольшая книга. В центре событий мальчик, который знакомится с группой неизвестных ребят. Вместе с ним они решают бороться за справедливость, отомстить за своё детство и стать «спасателями» в небольшом городке. Спустя некоторое время главный герой знакомится с ничем не примечательным юношей по имени Лиано, и именно он будет помогать ему выпутаться. Из чего? Ответ вы найдёте, начав читать эту небольшую книжку.


Ночной сторож

В основе книги – подлинная история жизни и борьбы деда Луизы Эрдрич. 1953 год. Томас работает сторожем на заводе недалеко от резервации племен. Как председатель Совета индейцев он пытается остановить принятие нового законопроекта, который уже рассматривают в Конгрессе Соединенных Штатов. Если закон будет принят – племя Черепашьей горы прекратит существование и потеряет свои земли.


Новые Дебри

Нигде не обживаться. Не оставлять следов. Всегда быть в движении. Вот три правила-кита, которым нужно следовать, чтобы обитать в Новых Дебрях. Агнес всего пять, а она уже угасает. Загрязнение в Городе мешает ей дышать. Беа знает: есть лишь один способ спасти ей жизнь – убраться подальше от зараженного воздуха. Единственный нетронутый клочок земли в стране зовут штатом Новые Дебри. Можно назвать везением, что муж Беа, Глен, – один из ученых, что собирают группу для разведывательной экспедиции. Этот эксперимент должен показать, способен ли человек жить в полном симбиозе с природой.


Девушка, женщина, иная

Роман-лауреат Букеровской премии 2019 года, который разделил победу с «Заветами» Маргарет Этвуд. Полная жизни и бурлящей энергии, эта книга – гимн современной Британии и всем чернокожим женщинам! «Девушка, женщина, иная» – это полифония голосов двенадцати очень разных чернокожих британок, чьи жизни оказываются ближе, чем можно было бы предположить. Их истории переплетаются сквозь годы, перед взором читателя проходит череда их друзей, любовников и родных. Их образы с каждой страницей обретают выпуклость и полноту, делая заметными и важными жизни, о которых мы привыкли не думать. «Еваристо с большой чувствительностью пишет о том, как мы растим своих детей, как строим карьеру, как скорбим и как любим». – Financial Time.


О таком не говорят

Шорт-лист Букеровской премии 2021 года. Современный роман, который еще десять лет назад был бы невозможен. Есть ли жизнь после интернета? Она – современная женщина. Она живет в Сети. Она рассуждает о политике, религии, толерантности, экологии и не переставая скроллит ленты соцсетей. Но однажды реальность настигает ее, как пушечный залп. Два коротких сообщения от матери, и в одночасье все, что казалось важным, превращается в пыль перед лицом жизни. «Я в совершенном восторге от этой книги. Талант Патриции Локвуд уникален, а это пока что ее самый странный, смешной и трогательный текст». – Салли Руни «Стиль Локвуд не лаконичный, но изобретательный; не манерный, но искусный.