Некоторые не попадут в ад - [14]

Ничего, сейчас разгуляюсь. В такие минуты всегда знаешь: надо начать, а там пойдёт.

Дед стоял вроде в той же самой форме, но впечатление создавал уже совсем другое: он был весь утянутый, подобранный — его можно было сейчас перевернуть вниз головой, трясти изо всех сил, и ничего б у него не звякнуло и не выпало.

— А и правда — тихо сегодня, — сказал длинный. — Может, действительно, отошли?.. — он скосился на деда, но дед не отреагировал.

— Кто у вас разведчик? — спросил дед совсем неприветливо.

Домовой быстро глянул на комбата и на меня, и, поняв, что можно открыться, сказал:

— Я.

— …группа идёт до конюшен… — сказал дед, смерив Домового взглядом, и больше ни на кого не глядя.

Потом вдруг снова оглянулся на Домового:

— Ты, что ль, цыганок?

— Ну, я, дед! Не узнал?

— Темно ж! А я думаю: кого мне навесили…

Все сразу расслабились, даже длинный улыбнулся.

— …группа идёт до конюшен… А Домовой — со мной, — уточнил дед.

— Минуту, — сказал я.

Мы перекинулись парой слов с Томичом — он, естественно, остался тут, комбату ещё не хватало ходить по ночи туда-сюда, — одновременно я открыл свой «круизёр», — броник, шлем, — приоделся, попрыгал, — Араб: «Тоже с вами пойду»; он всегда, я давно заметил, чувствовал ответственность за меня, и, кроме прочего, ни черта не боялся, всё время норовя это показать.

Длинный нас не оставил, и оттого стало ещё спокойней. С ним было ещё трое бойцов, плюс дед, плюс Домовой, и нас четверо: Араб, Граф, Тайсон.

Чертыхаясь, мы куда-то шли в темноте, вокруг не столько виделась, сколько ощущалась свалка, — битые кирпичи, поломанные плиты, всякий мусор — обычные пейзажи подобных мест; до конюшен оказалось недалеко. Там нас встречали не по сезону тепло одетые бойцы.

«Здравия желаю, отцы! — сказал кто-то сипло. — Эка вас много… Не то сёдня чо покажут интересное? Какая ракета нынче прилетала — у Полтавы нос ушёл вовнутрь, назад высмаркивал целый час… В итоге глаз выпал, а нос так и остался внутри…»

Боец вглядывался в нас. Возраст его, как часто бывает у ополченцев, определить, тем более при свете луны, было невозможно: щетина по самые глаза, и больше ничего.

— Вы запускали-то? — поинтересовался он у меня.

Я ничего не ответил.

— Спросить хочу: после неё стоять будет?

— А то у тебя стоял, — ответил кто-то из угла. Наверное, тот самый Полтава.

— Так я о том и спрашиваю, может она обратного действия… — и он сипло засмеялся.

То, что назвали конюшней, — было, судя по всему, складскими помещениями, вполне себе крепкими, с оборудованными бойницами, и бойниц оказалось больше, чем бойцов, — кроме этих двоих, я пока никого не видел; может, заныкались где.

— …я себе только чай приготовил, — рассказывал сиплый своему длинному начальнику штаба, — всю последнюю заварку извёл, и эдак поставил на край, вот тут, в бойнице, — так кружку сдуло, командир, аж вон туда: где чай, где чё. Хорошо, сахарок во рту держал. Хотя и его проглотил не понял как.

За разговорами я упустил, как исчезли дед с Домовым.

— Тихо, — сказал, наконец, длинный, и все сразу смолкли.

Я немного поглазел в бойницу, ничего, естественно, не увидел, рядом стоял Араб, и всё, в отличие от меня, понимал: вон там, сказал шёпотом, укреп, вон там — посёлок, вон в той стороне у них техника стоит…

Получалось так, что я просто шёл и пришёл, — а он шёл и понимал, на какое место, если смотреть по карте, мы явились.

«Ну, на то он и начальник штаба, ему положено всё знать», — успокоил я себя.

Возле бойницы был ящик, я охлопал его руками — нет ли острых, колющих, режущих предметов, — и присел, и залип.

Было непривычно тихо.

Не прошло и десяти минут, как рация, которую держал один из сопровождавших длинного бойцов, ожила.

«В нашу сторону — движение», — прозвучало там отчётливо.

Поначалу подумал, что это дед докладывает, но через секунду понял: нет. Это длинный слушает украинскую волну — и, как выясняется, «глаза» на той стороне вовсе не полопались, а всё видят.

Все здесь отдавали отчёт в происходящем: и ещё минуту назад хихикавший сиплый, и прятавшийся в углу Полтава, и ещё кто-то, в соседнем помещении, — вдруг оказались у бойниц, и защёлкали предохранителями, и окружающее сразу приобрело другие, собранные и суровые, очертания. Образовалась жёсткая, пахнущая железом, готовность ко всему.

«Кажется, двое», — сказал тот же бесстрастный голос по рации.

Они видят! И Домового тоже видят.

Ещё через минуту, кажется, с некоторой даже ленцой, голос сообщил: «Продолжают движение».

«Наблюдайте», — ответили ему тут же.

Я не выдержал, поднялся и прошёл к длинному: надо было приказывать возвращаться нашим — и деду, и Домовому, — чего он ждал?

Длинный даже не повернулся в мою сторону, но неотрывно смотрел в темноту, словно видел там и деда, и тех, что по рации сообщались.

«Дед, поди…» — вдруг прозвучало по рации.

И сразу же, тот же голос: «Дед, я тэбе бачу. Нет грибов тут, не ищи, дед. Вы нам, сука, насыпали, — минуту тебе даю, шоб сховатися».

Дали, на самом деле, две минуты.

С той стороны начали шмалять, сначала из стрелкового, потом подключились штуки потяжелей. С этой стороны тоже пошла ответка, сразу поднялся адский грохот — но, в сущности, родной уже, душу греющий.