Неизвестный солдат - [86]

В казарме Хиетанен обнаружил, что хлеба у него слишком мало, и отправился на склад просить Мякилю, чтобы тот выдал ему авансом завтрашний паек. На складе шел спор между Рахикайненом и Мякилей; Мякиля утверждал, что Рахикайнен украл у него сахар.

— Нет, браток. Не нужен мне твой сахар. Я добываю его в других местах.

— Хм… Видели же люди.

— Послушай, выдай мне вперед мою завтрашнюю пайку хлеба, — сказал Хиетанен. — Мне нужно.

— Сейчас не время раздавать пайки. И потом, вы носите хлеб в город.

— Но я ведь прошу всего лишь свою долю.

В конце концов Мякиля хлеб выдал, но при этом так прозрачно намекнул на связь между хлебом и женщинами, что Рахикайнен счел своим долгом откликнуться:

— Если тебе завидно, могу похлопотать и для тебя. Есть у меня одна на примете. По-фински не говорит, но для такого дела язык и не нужен. Грудь — во! Ты такой, небось, сроду не видал.

Мякиля не ответил. Он лишь кашлянул и ушел к себе на склад, оскорбленный до глубины души. А Рахикайнен поспешил вслед за Хиетаненом.

— А у тебя какая?

Хиетанен таинственно прошептал:

— Другой такой нет на свете, черт возьми! Она была здесь заправилой. Какая-то комсомолески.

— Надо же!… Моя тоже первый сорт. Но я сказал Мякиле правду. Если тебе нужно или кому-то из твоих, я устрою. И не дорого возьму за это… Она толстушка, а груди знаешь какие? Как два маленьких поросенка с задранными задами.

— Упаси бог!… Мне хватает. Ну, пока!

Когда Рокка, Ванхала и Хиетанен подошли к дому, где жили девушки, навстречу им выбежали Таня и Алеша:

— Юра! Юра!

Так они переиначили имя Урхо, и Хиетанена это очень забавляло. Алеше было восемь, Тане шесть лет. Их отец был убит в самом начале войны, и они остались сиротами военного времени. Они ничего никогда не просили, просто не спускали глаз с Хиетанена, ожидая, когда он сунет руку в свою сумку за хлебом. Однако Хиетанен нарочно медлил, на некоторое время оставляя детей в неизвестности, и отдал им хлеб только во дворе. Дети принимались благодарить его по-фински, хотя больше по-фински ни одного слова не знали. Куски хлеба они прятали за пазуху, потому что мать велела им все, что они получали, приносить домой. Хиетанен подмигивал им и кричал:

— Алеша, alas ryssa![16]

— Алас, русся, — откликался Алеша и смеялся, не понимая, что это значит.

Во дворе был еще и третий ребенок, мальчик лет шести, в рубашке и штанах взрослого, закатанных так, чтобы не волочились по земле, с буденовкой на голове. Мальчик пристально глядел на солдат, пятясь назад по мере того, как они приближались.

— Алеша, Таня! — позвал Хиетанен детей, которые уже поднялись на крыльцо. Они остановились, и он поманил их рукой.

— Дайте ему немного хлеба. В следующий раз принесу вам больше.

Не понимая слов, дети догадались, о чем речь, и позвали приятеля:

— Гришка!

— Криска, ити сутаа! — крикнул Хиетанен, но мальчик лишь недоверчиво глядел на него. Только когда Хиетанен показал хлеб, он опасливо подошел поближе, а получив кусок, повернулся кругом и со всех ног пустился наутек.

Хиетанен смеялся от души:

— Только пятки сверкают.

Затем они отправились к девушкам. Хиетанен познакомился с ними в первое же утро своего пребывания в городе. Тогда он ворвался в дом, держа винтовку наизготове, и покраснел от стыда, увидев красивые девичьи глаза, устремленные на него.

Девушку звали Верой, она была учительницей из Восточной Карелии. После оккупации города финнами девушка взяла к себе двух своих подруг. Хиетанен с самого начала ощущал какое-то смущение и робость в присутствии Веры и не решался приходить один, а потому брал с собой для моральной поддержки Ванхалу и Рокку. С Верой почти любой мужчина чувствовал бы себя несколько неуверенно. Это была девушка редкой красоты, и к тому же держалась она спокойно и гордо. Чистые черты ее лица были выразительны и вместе с тем тверды и благородны. С завоевателями она держалась учтиво, но с достоинством, может быть, потому, что была убежденной коммунисткой, но скорее всего оттого, что сознавала свое духовное превосходство над этими тремя солдатами. И все же, несмотря ни на что, она часто весело болтала с ними, охотно танцевала. Мало-помалу Хиетанен завоевал расположение Веры и ее подруг. Они знали, что. Хиетанен приносит хлеб живущим в доме ребятишкам, и были ему благодарны.

Девушки приготовили чай. Ванхала достал из кармана грязные куски сахара, которые уже долго валялись там, и предложил их девушкам. Годились и такие: с уходом русских девушки остались без съестного, они ничего не успели запасти и узнали нужду уже очень скоро.

Вера сидела, глядя в угол, и почти не разговаривала. Хиетанен не отводил глаз от ее профиля, столь красивого, что дух захватывало. Такие лица он видел лишь мельком в родном приходе, по пути на маслодельный завод, в каком-нибудь проезжающем мимо шикарном автомобиле.

— О чем тужишь, Веерукка? — спросил Рокка, не любивший задумчивых людей. — Шла бы танцевать, развеяла к черту тоску.

— Молчи! Она скучает по жениху, — сказал Хиетанен и покраснел.

— У Верочки нет жениха, — вставила Нина, другая девушка-карелка.

Вера улыбнулась, но тут же снова погрустнела и произнесла: