Неизвестный солдат - [84]

От перекрестка им навстречу шла шумная группа солдат с узлами и ящиками на плечах. Но Карилуото был поглощен своими мыслями и не обратил на них никакого внимания. К тому же рота еще не приняла на себя обязанностей по поддержанию порядка в городе, так что пьяных пока можно было игнорировать.

Откуда-то донеслись выстрелы и крики. На Уккоссалми еще полыхали пожары, окрашивая вечернее осеннее небо в кроваво-красный цвет.

На Петрозаводск спустилась ночь — его первая ночь в качестве финского города.

— …Та-ра-ра-ра-ра, ра-ра-ла-ла-ла… та-ра, ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра… А я говорю врачу… сам справляй нужду в эти бутылки…

Склад водки был уничтожен, но солдаты уже успели растащить ее запасы ведрами по квартирам.

IV

Стоять гарнизоном было очень приятно. Можно сколько душе угодно бродить но городу, знакомиться с ним, узнавать разные интересные вещи. Так, они собирали душевнобольных, которых распустил из городской психиатрической больницы какой-то пьяный солдат. Он вообразил, что раз речь идет об освобождении, значит, надо выпустить всех, кто сидит под замком. Такое объяснение он дал, когда стало известно о случившемся, и надо признать, оно было довольно логичным. Солдаты удивлялись, когда время от времени встречали на улицах молодых русских, одетых в гражданские пальто поверх военной формы. Вероятно, это были отставшие от своих частей бойцы, самовольно перешедшие на гражданское положение, и они, финны, ничего не имели против. Ведь и им хотелось того же.

В их обязанности входило охранять дома от грабителей, но, в сущности, какая разница, кому принадлежат старые патефонные пластинки, гитары и балалайки, пуговицы и прочая дребедень, за которой охотились воры? В городе, на их взгляд, просто не было ничего стоящего. Они получили приказ охранять население, но, когда склад водки был уничтожен и основная масса войск выведена из города, жизнь в городе потекла так мирно, в этом не было необходимости. Солдаты сами завязали знакомства среди жителей, которые сперва робели, но мало-помалу стали общаться с ними свободнее. Кое-кому из солдат удалось завести знакомство с женщинами, и, разумеется, Рахикайнену — одному из первых. Его пребывание в городе было настоящей эпопеей, ибо оккупированный город со своим барахлом, голодными жителями, женщинами, укромными уголками и большими армейскими складами был словно создан для него. Рахикайнен обделывал свои дела, как крупный коммерсант: не столько ради барыша, сколько потому, что такова была его натура. Он просто жить не мог без того, чтобы не ввязаться в какую-то интригу. А так как здесь явно были возможности для крупного промысла, он хватался за них обеими руками. Главным видом его деятельности было добывание съестного голодающим городским жителям. Добытое он по большей части использовал в качестве платы молодым девушкам. Одному военному чиновнику — знатоку искусств — он продал иконы, считая его при этом сумасшедшим: как, платить деньги за эти заплесневелые изображения святых! Солдаты постарше и не столь расторопные могли, не ведая заботы, обратиться к нему с просьбой по женской части: Рахикайнен уже знал тех, кто был готов торговать своим телом за хлеб. Мать своей собственной семнадцатилетней зазнобы он продал за две пачки сигарет одному солдату ветеринарной роты.

Они наслаждались жизнью. Служба ограничивалась редким патрулированием по городу, и этому блаженству, казалось, не будет конца, так как им приказали привести в порядок русские казармы и поселиться в них.

Город назывался теперь Яанислинна — Онегоград. Вместо памятника Ленину на постамент установили финскую пушку и вообще любыми способами старались напомнить, что город теперь принадлежит им.

Рокка, Хиетанен и Ванхала шагали по улице, упорно не отдавая честь встречавшимся по пути офицерам. Дело в том, что в городе со временем появилось великое множество солдат и офицеров из тыловых частей. Эти господа вели себя так высокомерно, что три приятеля охотно отправились бы на гауптвахту, чем стали бы отдавать честь. Они благополучно миновали уже нескольких офицеров, пока им навстречу не попался капитан, который, казалось, уже издали заприметил их. Когда трое дружков хотели пройти мимо, сделав вид, что не замечают его, остановил их:

— В чем дело? Почему не отдали честь?

На капитане была фуражка и блестящие сапоги со шпорами. Козырек надвинут на самые глаза, как бы про водя ровно посередине лба «грозную линию фронта». В складках вокруг рта залегли мнимая сила и воинственность.

Эта сила и воинственность еще больше настроили друзей на сопротивление. Они хотели было промолчать, но капитан запальчиво повторил:

— Отвечайте. Почему не отдаете честь старшему по званию?

Рокка усмехнулся. Это была та самая кривая усмешка, которая скрывала в себе озорство. Она-то и привела капитана в ярость, тем более что Рокка ответил:

— Мы не заметили.

Чему вы ухмыляетесь? Не заметили! Если это та тем серьезнее проступок. Младший офицер — и не видит старшего на улице. Как же вы видите противника на местности?

Рокка перестал улыбаться, склонил голову набок, подняв палец, начал с притворной серьезностью объяснять: