Неизвестный Нестор Махно - [11]

Оккупационный отряд пригнал в село девятерых тимировцев, которые и были казнены принародно. А еще с австрияками прибыла бричка, загруженная до верха удавками.

Чтобы не допустить в Больше-Михайловке террора, Махно и Щусь принимают решение… атаковать тимировский оккупационный отряд. И повстанцы выходят из леса тремя группами. Одну ведет, поднимая при этом по пути сельчан, Нестор Махно, вторую — полный георгиевский кавалер, прапорщик царской армии Петр Петренко. Третья группа должна была на тачанках, с установленными на них пулеметами, ворваться в село с Феодосием Щусем.

Пулеметный огонь с тачанок и явился сигналом к общей атаке австрийцев, которые в тот момент беззаботно расположились на обед на центральной площади села. Пожалуй, это было первое в наших местах — после отречения царя от престола — организованное выступление против власти вооруженного народа.

Триста австрияков тридцать восемь повстанцев уничтожили сходу. Остальных этапировали на ближайшую железнодорожную станцию Повстяная и, вручив перепуганным пленным по бутылке самогона, загрузив в эшелон, отправили в Австрию: езжайте, мол, там порядки устанавливать.

Стоять за свободу на смерть

Благодарные большемихайловцы, вспомнив давние казацкие традиции, повязали командирам повстанцев пояса, объявив при этом, что теперь каждый из них будет именоваться батькой.

А на завтра из Покровского — нынче это районный центр, в сторону Больше-Михайловки вышел еще более крупный оккупационный отряд, насчитывавший тысячу штыков и несколько орудий.

Не дожидаясь подхода карателей, люди потянулись из села, кто куда. Большей частью — на хутора. Ушел и щусевско-махновский отряд.

Расположились повстанцы на окраине Дибровского леса — возле могучего дуба.

Когда же австрийцы начали обстреливать лес из орудий, стало понятно: нужно уходить отсюда совсем. На время. Чтобы, собрав по хуторам народ, вернуться вновь. С таким предложением и выступил Махно. Несмотря на возражения горячего Щуся, большинство повстанцев поддержали Нестора Ивановича, объявив ему, что отныне он будет для них всех батькой. Одним единственным.

Поклявшись под дубом стоять на смерть за свободу, повстанцы покинули Дибровский лес.

Вот с каким событием народная память связывает название этого дерева.

2015

[Фото из открытых Интернет-источников]

Батька Махно и Феодосий Щусь [в бескозырке]

Дуб смерти когда-то выглядел так

Поляна в Дибровском лесу, где находился Дуб смерти

КОГО ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ ИСКАЛ В ГУЛЯЙПОЛЕ?

Высоцкий в Гуляйполе? — удивится ценящий творчество выдающегося актера и барда читатель и, покопавшись в памяти, припомнит, что Владимир Семенович в Запорожье приезжал лишь однажды, весной 1978 года, когда он дал в городе за днепровскими порогами 14 концертов — с выездом лишь в Мелитополь и Вольнянск.

Был, правда, еще фильм с участием Высоцкого «Единственная», съемки которого проходили в Запорожье, однако, кумир миллионов тогда до Запорожья не добрался: сцены с его участием были сняты исключительно в павильоне.

Тем не менее, в Гуляйполе Высоцкий таки заезжал: в двадцатых числах августа 1970 года он, бросив все свои московские дела, специально отправился на родину батьки Махно, чтобы отыскать кого-нибудь из участников махновского движения, чтобы пропитаться, если хотите, атмосферой махновщины и понять для себя что-то очень важное о батьке Махно.

Для чего это ему понадобилось Высоцкому?

Охотно объясню.

Сценарий о махновской вольнице

Только лет через двадцать после смерти Владимира Семеновича стала известна фамилия одного из его самых близких друзей, которого Марина Влади в своих воспоминаниях о Высоцком называла все эти двадцать лет просто Давидом.

Это переводчик Давид Карапетян, работавший в конце 60-х — начале 70-х на «Мосфильме». В качестве переводчика с итальянского, он, в частности, входил в состав съемочных групп фильмов «Невероятные приключения итальянцев в России» и «Красная палатка».

В начале двухтысячных годов Давид, решив окончательно расшифроваться, опубликовал книгу воспоминаний «Владимир Высоцкий. Между словом и славой». Одиннадцатая глава книги озаглавлена так: «Гуляйполе. К Махно!»

Глава эта пространная, детально пересказывать ее я не буду, ограничусь лишь наиболее интересными эпизодами, напрямую связанными с темой нашего разговора о Махно и Высоцком.

«Весной 1970 года, — охотно объясняет автор, — я много читал о Махно и его эпохе; догадывался, что он был совсем не таким, каким его изображали в книжках и кино, — бесноватым злобным гномом, больше смахивающим на фюрера германской нации, чем на крестьянского предводителя». И чуть ниже добавляет: «Сама махновщина казалась мне… счастливым совпадением бунта личности с разгулом украинской стихии».

В итоге, подводит нас к главной идее главы автор воспоминаний, «я задумал написать сценарий о махновской вольнице и уговорить Тарковского сделать по нему фильм. Мало того, мне страстно хотелось, чтобы Нестора Махно в фильме играл Владимир Высоцкий и чтобы в финальной сцене (после перехода жалких остатков махновской армии через Днестр) Володя спел „Охоту на волков“. Не больше и не меньше. Какой кадр! Румынская погранзастава, Высоцкий-Махно и — „Но остались ни с чем егеря“… Я понимал, что это неосуществимо, но опьяняла сама идея — создать тандем из двух гениев».