Неизвестный Линкольн - [34]

Во время этих дебатов Дуглас придерживался мнения, что любой штат в любое время имеет право стать рабовладельческим, если большинство его жителей проголосовали за это, и его не интересовало, кто как будет голосовать. Его предвыборный девиз был следующим: «Дайте каждому штату самому вести свои дела и оставить в покое своих соседей».

У его соперника же была абсолютно противоположная позиция:

«Господин Дуглас считает, что рабство — справедливое явление, я же считаю, что оно не справедливое, что и является причиной нашего спора. Он утверждает, что если общество хочет иметь рабов, то у него есть право их иметь, и все так и будет, если это не ошибка. А если это ошибка, то он не может говорить людям, что у них есть право на ошибку. Его мало волнует, должен ли каждый из штатов быть рабовладельческим или свободным, так же как вопрос о том, под что его сосед использует свою ферму: посеял ли он табак или развозит рогатый скот. Но мнение большинства людей не совпадает с мнением многоуважаемого Дугласа: они считают рабство огромной моральной несправедливостью».

После этого Дуглас начал жаловаться на весь штат, что Линкольн пытается обеспечить для негров социальное равенство, на что Линкольн ответил: «Нет, все, что я прошу для негров, заключается в следующем: если они вам не нравятся, то просто оставьте их в покое, и если Бог дал им самую малость, то дайте им хотя бы пользоваться этой самой малостью. Во многом он, конечно, не равен мне, но в своем праве наслаждаться жизнью и свободой, стремиться к счастью, брать в рот хлеб, который заработал своим трудом, он равен и мне, и господину Дугласу, и всем остальным».

К следующим дебатам Дуглас стал обвинять Линкольна в желании заставить белых «принимать чернокожих с распростертыми объятиями и создавать с ними семьи». И раз за разом Линкольн был вынужден отвергать эти обвинения: «Я не понимаю моего оппонента: получается, если я не хочу видеть чернокожую женщину в качестве раба, значит, предлагаю вам взять ее в жены? Я прожил пятьдесят лет, и у меня никогда не было ни чернокожей рабыни, ни чернокожей супруги. В мире достаточно белых мужчин, чтобы создать семьи со всеми белыми женщинами, и достаточно чернокожих мужчин, чтобы взять в жены всех негритянок, и ради Бога, позвольте им так и жениться».

Дуглас попытался сменить тему и увернуться от этого вопроса, но оппонент не позволил ему этого: «Его аргументы иссякли и теперь так же ничтожны, как и суп, сваренный из тени сдохшего голубя. Он специально пользовался таким невероятным набором слов, с которым можно было из конского каштана сделать каштанного коня. Я чувствую себя глупо, отвечая на аргументы, которые вовсе и не являются аргументами. Если вдруг появится кто-то, кто будет утверждать, что дважды два не равно четырем, а потом будет снова и снова повторять то же самое, то я не знаю, каким образом можно его остановить. Всеми возможностями своего мышления я не смогу найти какой-либо аргумент, которым можно было бы заткнуть его рот. Мне очень не хочется назвать господина Дугласа лжецом, но с какой бы стороны я ни подходил к этому вопросу, все равно не знаю, как еще его назвать».

Все, что говорил Дуглас, было абсурдным, и он отлично это понимал, так же как и Линкольн. Но с каждой неделей борьба становилась все более яростной. Раз за разом Линкольн обострял свои атаки. В противостояние начали вмешиваться и другие: Лиман Трамбулл назвал Дугласа лжецом, заявив, что тот является виновником самого отвратительного и бесстыдного поступка, когда-либо совершенного человеком. Фредерик Дуглас, знаменитый чернокожий оратор, прибыл в Иллинойс, чтобы стать участником этих атак. Демократы Бьюкенена, словно бешеные, стали всеми допустимыми и недопустимыми методами компрометировать Дугласа. Карл Шульц, немецко-американский реформатор с пылким нравом, раскритиковал его перед зарубежной публикой. Республиканская пресса с первых страниц нарекла его «аферистом». С разделенной надвое партией Дуглас вел слишком уж неравную борьбу с обвинительными атаками. В безвыходном положении он написал своему другу Ашеру Линдеру: «Все адские псы встали у меня на пути: ради Бога, Линдер, приезжай и помоги мне бороться с ними!» Почтовый оператор продал копию этой телеграммы республиканцам, и она появилась на обложке большинства газет. Враги Дугласа прыгали от восторга: с тех пор и до конца его дней адресата этой телеграммы называли «ради Бога Линдер». Но, несмотря на незадавшуюся предвыборную кампанию, его итоги для Дугласа оказались абсолютно противоположными.

В день выборов Линкольн остался в телеграфной конторе, чтоб из первых рук получить результаты. Увидев, что проиграл, он отправился домой. День был мрачным и дождливым, повсюду была грязь: дорожка к его дому, проложенная из свиного навоза, была скользкой. Вдруг одна его нога поскользнулась и ударилась о другую. Линкольн чуть было не свалился с ног и, быстро восстановив равновесие, прошептал: «Я всего лишь споткнулся, а не упал…».

Вскоре после этого в одной из газет Иллинойса он прочел про себя статью. Писали следующее:

«Скромный Эйб Линкольн, без сомнений, является самым невезучим политиком, когда-либо испытавшим судьбу в Иллинойсе. Все, что он предпринимает в политике, кажется обреченным на провал. В своих политических происках он натерпелся таких неудач, которые обычный человек не смог бы вынести».