Неизвестный Линкольн - [31]

Подавленный и разочарованный Линкольн был вынужден вернуться в свою жалкую адвокатскую контору с чернильным пятном на стене и цветущими в грязи растениями. Через неделю он забрался на Старину Бака и снова начал странствовать по безлюдным прериям, от одного сельского суда к другому. Но правосудие его уже мало увлекало, он не думал ни о чем, кроме политики и рабства. «От одной мысли о миллионах людей, заключенных в неволю, я чувствую себя ничтожным», — повторял Линкольн. Приступы его отчаяния стали более частыми и глубокими.

Как-то раз Линкольн делил комнату с другим адвокатом в сельской таверне. Проснувшись на восходе, сосед нашел его сидящим на краю кровати: в задумчивом и рассеянном состоянии он бормотал непонятно что, как будто оторванный от окружающего мира. Наконец, придя в себя, он произнес: «Говорю тебе точно, эта нация больше не может существовать полусвободным-полурабом».

В этот же период по воле случая Линкольн столкнулся с судебным делом о рабстве. В Спрингфилде к нему в офис пришла чернокожая женщина с душераздирающей историей: ее сын уехал в Сент-Луис и устроился работать на пароходе по Миссисипи. А когда пароход достиг Нью-Орлеана, он был заключен под стражу. Будучи рожденным свободным человеком, он все же не имел никаких бумаг, чтобы доказать это. Так что до отплытия парохода его так и не выпустили. И теперь собираются продавать в рабство, чтобы оплатить тюремные расходы.

Линкольн обсудил случай с губернатором Иллинойса, но тот ответил, что не имеет ни права, ни власти что-то менять. То же самое в ответном письме написал и губернатор Луизианы. Тогда Линкольн снова пошел к губернатору Иллинойса, потребовав от него решительных действий, и снова губернатор только покачал головой. Выйдя из кабинета губернатора, в отчаянии он с несвойственной себе злостью сказал: «Может быть, вы и не имеете законного права защитить беспомощного парня, но видит Бог, господин губернатор, я сделаю все, чтобы почва в этой стране стала слишком жгучей для ног рабовладельцев».

В следующем году Линкольну исполнилось сорок шесть, и, по словам его друга Уитни, он начал чувствовать острую нужду в очках: остановившись как-то у ювелирного магазина, он купил свои первые очки за тридцать семь с половиной центов.

14

Теперь мы перенесемся в лето 1858 года, когда Авраам Линкольн дал первую великую битву в своей жизни: появившись из провинциальной безызвестности, он окунулся в одну из самых знаменитых политических баталий в истории Соединенных Штатов.

Ему было уже сорок девять лет, и чего он достиг после всех своих мучительных усилий? В бизнесе он терпел сплошные неудачи, а в семейной жизни были одни страдания и несчастья. И хотя в адвокатском деле он уже был на высоте и имел три тысячи долларов годовой прибыли, но все же в политике, которой он только и жил, разочарования и поражения преследовали его постоянно.

«Для меня погоня за амбициями оказалась провальной, полностью», — говорил Линкольн. Но с этого времени события стали развиваться с неестественной и ошеломительной скоростью: ему суждено было погибнуть через семь лет, и за это короткое время он должен был стать настолько великим, чтобы сиять через многие поколения.

Как мы уже убедились, его противником в политике был Стивен А. Дуглас, который на тот момент успел стать национальным идолом, и к тому же был всемирно знаменит. За те четыре года после отмены компромисса Миссури, Дуглас смог провернуть невероятную работу по реабилитации, не виданную до этого в мировой политике. Это стало итогом драматичной и захватывающей политической борьбы, которая состояла в следующем: Канзас попросился стать членом Союза в качестве штата с рабовладельческим строем, на что Дуглас был категорически против, поскольку законодательное собрание, разработавшее конституцию штата, было не совсем легитимным. Большинство его членов были избраны с помощью револьверов и фальсификаций: половина жителей Канзаса — те, у которых было право голосовать, не были зарегистрированы вовсе и в итоге не смогли принять участие в выборах, а пять тысяч демократов — приверженцы рабства из Западного Миссури, у которых не было никакого законного права голосовать, вошли в арсенал Соединенных Штатов, вооружились до зубов и в день выборов с вьющимися флагами и оркестром маршировали в Канзас, где и проголосовали за рабство. Полный фарс и ужасная несправедливость. А что должны были ответить на это сторонники свободы? Конечно же, готовиться к серьезным событиям. Они почистили свои револьверы и ножи и начали стрелять по помеченным деревьям и мишеням, вывешенным на стенах загородных амбаров для улучшения меткости. Начали даже копать военные траншеи и усиливать окна и двери, превращая сельские отели в настоящие крепости. Вскоре они тоже стали «маршировать», пьянствуя и устраивая беспорядки. Если они не смогли добиться справедливости с помощью бюллетеней, то добьются этого с помощью пуль. В каждом городке по всему Северу профессиональные ораторы собирали толпы людей, протягивая им шляпы для пожертвований на оружие свободному Канзасу. Преподобный Генри Уорд Бичер во время проповеди в Бруклине заявил, что оружие сделает больше для спасения Канзаса, чем Библия. С тех пор винтовки с острым штыком стали называться «Библиями Бичера»: их посылали с Востока в ящиках или бочках с надписью «Библии», «посуда» или «законодательные документы». Началом кровопролития стало убийство пятерых сторонников свободного штата, после чего в гуще событий появился некий бывший овцевод и религиозный фанатик, который до этого вдали от всех выращивал виноград и занимался виноделием. Его звали Джон Браун и жил он вблизи Осаватоми. Со словами «У меня нет выбора, самим Всевышним уже предрешено, что я должен отомстить сторонникам рабства», он изменил историю всей нации: тихим майским вечерком он открыл Библию и стал читать своей семье псалмы Давида, после чего стоя на коленях они долго молились, а затем стали петь военные гимны. Сразу же после обряда Браун с четырьмя своими сыновьями и зятем, проскакав несколько миль через прерии до хижины, где со своей семьей жил сторонник рабства, вытащили хозяина и двух его сыновей наружу прямо из постели, отрубили им руки и топором разбили головы. К утру начался сильный ливень и в буквальном смысле промыл мозги жертвам Брауна. С того момента обе стороны стали резать и убивать друг друга без оглядки, и словосочетание «кровавый Канзас» навсегда вошло в историю.