Неизвестный Андропов - [61]
Даже такой сторонник крайних оценок и резких суждений, как Владимир Буковский, ознакомившись с протоколами и рабочими записями Политбюро, был удивлен относительным либерализмом Ю. Андропова. В середине 70-х годов, отмечал в своей большой книге В. Буковский, «западная пресса была полна рассуждений советологов о борьбе «голубей» и «ястребов» в Кремле… Но, как легко убедиться из приведенного протокола, единственным «голубем» оказался Андропов, да и тот предпочитал выслать Солженицына не по доброте душевной. Хорошо было Политбюро решать, что должны делать другие, не неся при этом никакой ответственности за исполнение решений. Андропов же знал, что все негативные последствия ареста и суда над Солженицыным повесят ему на шею. И он, разумеется, нашел выход, как повернуть решение Политбюро на 180 градусов, а точнее говоря, нашел страну, которая согласилась принять Солженицына вопреки его воле.
Для Андропова и отчасти для Громыко решение Политбюро об уголовном преследовании Солженицына было крайне неприятно. Мало того, что Политбюро с ними не согласилось и отвергло их рекомендации — а такое поражение уже само по себе ничего хорошего не предвещало, — но все их хитрые игры в «детант» оказывались под ударом. Что же им оставалось делать, как не обратиться к «партнерам» по этой игре — германским социал-демократам? И те не подвели»[118].
Еще 2 февраля 1974 года в одном из своих публичных выступлений Вилли Брандт заявил, что при желании Солженицын может свободно и беспрепятственно жить и работать в ФРГ и у него не будет в Германии тех трудностей, с которыми всемирно известный писатель встречается в своей стране. Андропов немедленно доложил об этом выступлении Брандта Брежневу и поручил Кеворкову лететь в Берлин, чтобы провести тайные переговоры с Эгоном Баром, статс-секретарем ведомства канцлера. 7 февраля Андропов направил письмо лично Брежневу. В этом письме говорилось:
«Совершенно секретно. Особая папка. Леонид Ильич!
…Обращает на себя внимание тот факт, что книга Солженицына, несмотря на принимаемые нами меры по разоблачению ее антисоветского характера, так или иначе вызывает определенное сочувствие некоторых представителей творческой интеллигенции… Исходя из этого, Леонид Ильич, мне представляется, что откладывать дальше решение вопроса о Солженицыне, при всем нашем желании не повредить международным делам, просто невозможно, ибо дальнейшее промедление может вызвать для нас крайне нежелательные последствия внутри страны. Как я Вам докладывал по телефону, Брандт выступил с заявлением о том, что Солженицын может жить и свободно работать в ФРГ. Сегодня, 7 февраля, т. Кеворков вылетает для встречи с Баром с целью обсудить практически вопросы выдворения Солженицына из Советского Союза в ФРГ. Если в последнюю минуту Брандт не дрогнет и переговоры Кеворкова закончатся благополучно, то уже 9—10 февраля мы будем иметь согласованное решение, о чем я немедленно поставлю Вас в известность. Если бы указанная договоренность состоялась, то, мне представляется, что не позже чем 9—10 февраля следовало бы принять Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении Солженицына советского гражданства и выдворении его за пределы нашей Родины (проект Указа прилагается). Самую операцию по выдворению Солженицына в этом случае можно было бы провести 10–11 февраля.
Все это важно сделать быстро, потому что, как видно из оперативных документов, Солженицын начинает догадываться о наших замыслах и может выступить с публичным документом, который поставит и нас, и Брандта в затруднительное положение.
Если же по каким-либо причинам мероприятие по выдворению Солженицына сорвется, мне думается, что следовало бы не позднее 15 февраля возбудить против него уголовное дело (с арестом). Прокуратура к этому готова.
Уважаемый Леонид Ильич, прежде чем направить это письмо, мы, в Комитете, еще раз самым тщательным образом взвешивали все возможные издержки, которые возникнут в связи с выдворением (в меньшей степени) и с арестом (в большей степени) Солженицына. Такие издержки действительно будут. Но, к сожалению, другого выхода у нас нет, поскольку безнаказанность поведения Солженицына уже приносит нам издержки внутри страны гораздо большие, чем те, которые возникнут в международном плане в случае выдворения или ареста Солженицына.
С уважением, Ю. Андропов»[119].
Брандт «не дрогнул», и главные детали этой «операции» были с германской стороной согласованы. Практические действия — задержание Солженицына, предъявление ему обвинения и т. п. — были осуществлены Прокуратурой СССР, и Солженицын подробно описал все это в своих мемуарах.
14 февраля 1974 года в «Правде» и «Известиях» появилось сообщение ТАСС о выдворении Солженицына за пределы Советского Союза «за систематическое совершение действий, несовместимых с принадлежностью к гражданству СССР и наносящих ущерб Советскому Союзу». «Семья Солженицына, — говорилось в сообщении, — сможет выехать к нему, как только сочтет необходимым». И действительно, никто не чинил препятствий и к выезду семьи Солженицына, и к вывозу его огромного архива.
