Неизданный Федор Сологуб - [95]

Сохранился любопытный документ — письменный отзыв об этой статье редактора сборника «Современная литература» Р. В. Иванова-Разумника, являющийся оригинальной попыткой представить возможную реакцию Сологуба на посвященную ему статью. Приведем соответствующие отрывки из этого письма (от 7 февраля 1924 г. — то есть за четыре дня до юбилейного вечера): «Евгению Ивановичу — привет и „Белая любовь“. Я думаю, что статью для сборника так и надо озаглавить, а если „богомольная важная дура“[698] запротестует — тогда и изменить. Теперь не о статье, а о речи, которую будет слушать Сологуб. У меня вчера была юмористическая идейка: вечером, за чаем, вместе с Сологубом проредактировать статью с точки зрения сологубовской цензуры. Вот было бы занятно! Но воздержался. А потому пишу только о своем впечатлении с сологубовско-цензурной точки зрения. Ну, конечно, — все о Блоке его кольнет, потому что он очень не любит Блока („хороший поэт, но не русский, — немец“). Вот Сологуб и Гоголь (в конце речи) — это другое дело. Сологуб и Щедрин — очень обидно: нет более бранного слова для Сологуба, чем Щедрин. Хорошо еще, что нигде нет „Сологуб и Белый“, „Мелкий бес“ и „Петербург“: это было бы для него самое обидное, настолько не выносит он „Петербурга“, да и вообще Белого. В статье — все можно и должно сохранить; а в речи — кое-что можно и проглотить. Например — Раблэ, Свифт, Щедрин — самые нелюбимые писатели Сологуба, он бранил их мне не раз и сердито. Так что сравнение с ними может принять за обиду. Затем еще одно место, в котором заинтересован я: то, что говорится о продолжении романа „Мелкий бес“ и о дальнейшей судьбе Передонова. От кого Вы про это слышали? Если только от меня, если Сологуб другим не рассказывал так подробно содержания этого романа in spe[699], то боюсь, как бы не вышло неловко. Он спросит: а откуда Вы знаете о содержании третьей части предполагаемой трилогии? И будет иметь право сердиться на меня, так как подробно рассказывал о содержании этого романа — в частной беседе. <…> „Все вышеизложенное“ было сказано, само собой разумеется, с птичьего дуазо[700] сологубовской цензуры, а не с моей точки зрения. С этой, последней — я бы очень возражал против всего эпизода „Сологуб — Блок“, так как думаю, что они — совсем не братья, а враги, что они совсем разных орденов, что Прекрасная Дама — совсем не Дульцинея и так далее. Но это — тема для целой статьи, а не для письма»[701]. Как видно из рукописного варианта статьи и опубликованного текста, Замятин почти не сделал в ней сокращений, рекомендованных ему Ивановым-Разумником, сочтя, очевидно, их слишком значительными (были сокращены только фраза, относящаяся к Блоку и Сологубу: «они братья», и весь эпизод, рассказывающий о продолжении «Мелкого беса»)[702].

Замятин тяжело переживал смерть Сологуба, как ранее смерть Блока. На панихиде, состоявшейся 7 декабря 1927 г. в Союзе писателей, Замятин сказал: «Для русской литературы 5 декабря 1927 года — такой же день, как 7 августа 1921 года» — т. е. день смерти Блока. «С смертью каждого из них — перевернута незабываемая страница в истории русской литературы. И еще: в каждом из них мы теряли человека с богато выраженной индивидуальностью, с своими — пусть и очень различными убеждениями, которым каждый из них оставался верен до самого своего конца»[703].

После кончины Сологуба — и, очевидно, по инициативе Замятина — встал вопрос об организации вечера его памяти. Впервые он обсуждался на заседании Правления Ленинградского отделения Всероссийского союза писателей 14 января 1928 г., проходившем под председательством Замятина (вечер был назначен на 30 января, участвовать был приглашен Андрей Белый)[704]. В назначенный срок, однако, вечер не состоялся: вопрос о нем опять обсуждался на Правлении под председательством Замятина 6 февраля (упоминалось об участии Ахматовой и М. Лозинского). Вечер состоялся спустя почти месяц; окончательный состав выступавших выясняется из письма Замятина к О. Н. Черносвитовой:

I–III-1928

Многоуважаемая Ольга Николаевна,

в понедельник 5 марта в Союзе Писателей (Фонтанка, 50) устраивается закрытый вечер — чтение неизданных произведений Федора Кузьмича (читают: Ахматова, Лозинский, Рождественский, Н. Тихонов, М. Кузмин, О. Мандельштам, А. Толстой). Союзу было бы очень приятно видеть Вас на этом вечере.

С искренним уважением

Евг. Замятин[705].

12 марта Правление ЛО ВСП заслушало и одобрило отчет Замятина о вечере памяти Сологуба.

Тогда же, в марте, очевидно, зародилась и идея издания сборника статей и воспоминаний о Сологубе. 24 марта 1928 г. московский еженедельник «Читатель и писатель» сообщал в заметке «В Союзе писателей»: «Союзом <…> подготавливается к печати сборник статей и воспоминаний о Ф. К. Сологубе». Предполагаемый состав сборника выясняется из письма к Замятину одного из авторов книги, Р. В. Иванова-Разумника, от 15 июля того же года; объясняя, где найти собранные для издания рукописи, он писал: «<…> в кабинете моем, на книжном шкапе, как раз против мягкого кресла — лежит пачка рукописей: воспоминания о Ф. К. Сологубе. Возьмите их для прочтения и присоедините к ним те странички, которые передаст Вам Вал<ентин> Ин<нокентьевич> Анненский. Кроме того готовы еще: большая статья О. Н. Черносвитовой, статья Лундберга (высылает с Кавказа), моя о „последней тетради“ Сологуба, Д. М. Пинеса (об архиве Сологуба). Надеюсь, что не обманет и Козьма <Петров-Водкин>, который обещал написать несколько страничек. Если бы и Замятин тоже дал несколько страниц, то, пожалуй, и весь сборник вчерне был бы готов. А как реализация его?»