Неизданный Федор Сологуб - [9]

Но не сглупим мы, и не тронем

Семью стыда и кратких мук.

21 декабря 1886

32

Когда царицы скромно косы

Плели, как жены пастухов,

И почасту ходили босы

По стогнам тихих городов.

Ремнями тесными сандалий

Не жали голые стопы,

И не затягивали талий

На удивление толпы,

В те дни цветущая Эллада

Рождала то, чем живы мы,

В чем наша верная отрада

От вековечной нашей тьмы.

Воскреснет в сердце человека

Давно погибшая мечта,

И дети будущего века

Поймут, что значит красота.

25 марта 1887

33

В окно моей темницы

На склоне злого дня

Ликующие птицы

Наведали меня.

Но мгла моей темницы

Вспугнула скоро их.

Ликующие птицы

В просторах голубых.

8 мая 1887

34

Сплетают тени на песочке, —

И в тенях много красоты, —

Акаций узкие листочки

И кленов крупные листы.

А где смешались тени эти

С тенями плотными кустов,

Там на песке трепещут сети

Из мелких золотых кружков.

В саду, подальше, — там березки,

Такие светлые стоят.

От веток их порой полоски

По телу моему скользят.

Когда нарвут зеленых веток

От белоствольных тех берез,

Иной уж цвет тогда у сеток,

На тело брошенных от лоз.

Сперва они на белом поле

Ложатся, узки и красны,

А после, с возрастаньем боли,

Смотря по степени вины,

Они синеют, багровеют,

На поле красном так близки,

И вот уж капли крови рдеют,

Сливаясь скоро в ручейки…

Но всё ж березы, липы, клены,

Акаций запыленных ряд,

И даже галки и вороны

И глаз, и ухо веселят.

14 июня 1887

35

Любопытные соседки

У себя в саду стоят,

И на окна той беседки,

Где секут меня, глядят.

Я заметил их местечко

У ольхового ствола

В час, как мама от крылечка

Наказать меня вела,

И один из мальчуганов,

Что пришли меня стегать,

Молвил: — Барышни, Степанов,

Захотели много знать.

Я крепился и старайся

Не орать и не реветь,

Только все же разорался, —

Больно так, что не стерпеть.

После порки в сад я вышел,

Раскрасневшися, как мак,

И насмешки их услышал:

— Разрумянили вас как!

— Эти яркие румяна

Где, скажите, продают? —

И хохочут мальчуганы,

И Лежонов кажет прут.

— Вам урок мальчишки дали?

Вот какие смельчаки! —

И, смеяся, убежали, —

Все мои ученики.

— Ну, и громко ж вы кричите,

Ой-ой-ой да ай-ай-ай!

Мы утешим вас, хотите?

Приходите к нам пить чай.

— Вас березовой лапшою

Угостила ваша мать,

Мы вас будем пастилою,

Сладким чаем угощать.

— Есть варенье из малины,

И сироп такой густой,

Все забудете кручины,

Не стесняйтесь, что босой.

Отказаться не умею,

К перелазу я иду,

От стыда и боли рдею,

Очутившись в их саду.

Самовар уже в столовой,

И варенье тут как тут.

— Поздравляем с баней новой!

— Ну и часто вас секут!

Три сестры за самоваром

Наострили язычки.

— Поздравляем с легким паром!

— Молодцы ученики!

Посмеялись, но немного, —

Мы дружны уж с давних пор, —

И сказала Вера строго:

— Розги дома не в укор!

Вы простите, мы без злости.

Малость надо постыдить,

А теперь пришли к нам в гости.

Будем мирно говорить.

14 июля 1887

36

Осенью скучной

Дождь однозвучный

В окна стучит,

Думы мрачит.

Там на поляне

В белом тумане

Никнет трава.

Еле жива.

Лист увядает,

С веток спадает.

Голых ветвей

Ропот слышней.

Грустные взгляды,

Нет вам отрады.

Близь или даль,

Всюду печаль.

Все же не стану

Злому туману

Плачущий раб.

Так ли я слаб?

В трудной работе,

В скучной заботе

Я с золотой

Дружен мечтой.

15 октября 1887

37 [29]

Душа и тело нам даны,

А третье — дух; его не знаем.

К нему стремленья направляем

Из нашей темной глубины.

Признали два лица за нами, —

То скажут «вы», то скажут «ты».

Разъединенные черты

Не слиты этими словами.

Когда мне мать или сестра

«Ты» говорят, слышна здесь ласка;

Но «ты» Сосулькино — указка

Для тыканья; она остра.

Все имена для нас игрушка,

И как меня ты ни покличь,

Иль уважительно на «ич»,

Или презрительно на «юшка»,

Ведь все не то! Я — Божий Дар,

Но это имя слишком ярко,

Я звался б Дашка или Дарка,

А то так с «ичем» Божидар.

О, если бы мы в духе жили!

Какой бы славой заалел

Наш удивительный удел,

И как друг друга мы б любили!

Но Дух от нас еще далек.

Не душу даже, видим тело.

Любовь нам сердце не согрела,

И каждый каждому жесток.

Стремлюся к Духу я всечасно.

Живу ли в Духе, как мне знать!

Ужели буду возжигать

Я светочи мои напрасно?

Враг Духу — тело. Я смирял

Его жестокостью страданий,

И от телесных наказаний

Его ни разу не спасал.

И говорит мне мой Хранитель,

Что верен мой суровый путь.

О, если бы хоть раз взглянуть

На лучезарную Обитель!

28 октября 1887

38

Избороздил я все окрестности

Летом, осенью, весной,

Исходил все эти местности

Вдоль и поперек босой.

Я парнями-забияками

Был издразнен в деревнях,

Я облаян был собаками,

Но не знал, что значит страх.

Раз под вечер темной рощею

Проходя неспешно, я

Повстречался с бабой тощею,

Смелость сникнула моя.

Мне в лицо старуха глянула.

— Где корона, царь босой? —

Прошептала мне, и канула

В сумрак осени сырой.

20 января 1888

39

Слова весьма разнообразны.

Окраска разная у них.

Воспоминанья с ними связны

Побыток тех или иных.

И есть два облика у слова:

Один к тому, кто говорит,

И очень часто для другого

Совсем не так оно звучит.

Жестокие слова угрозы

Сказавшему, как ал венец.

Другому ж — черные обозы

Речей тяжелых, как свинец.

11 июня 1888

40

Из-под летней светлой блузы

С полотняным пояском

До колен штаны кургузы,

Да фуражка козырьком.

Вот и весь наряд мой скромный

И в дороге, и в лесу.

Что найду в тени укромной,

Все в корзинке унесу.

17 июня 1888

41

ПОЛУДЕТСКИЕ ГРЕЗЫ