Неизданный дневник - [7]

Повествуя об отце Иоанне, не могу не помянуть добрым словом письмоводительницу его Веру Ивановну Перцову, впоследствии монахиню Иоанну, ныне уже почившую. Она много лет по святой любви самоотверженно служила великому пастырю.

Окончив гимназию, Вера Ивановна стала искать духовного общения с батюшкой, но даже подойти к этому светильнику, всегда окруженному народом, было не так легко; тогда она решилась терпеливо издали следовать за отцом Иоаннов и, как говорится, не спускать с него глаз.

В Кронштадте приходилось ей иногда целыми часами ходить около домика батюшки, чтобы хотя на минутку увидеть в окне его тень, и, если это удавалось, ликованию ее не было предела. Отец Иоанн сам как-то в храме обратил внимание на столь усердную богомолицу, велел ей зайти за книгой, затем он поручил Вере Ивановне переписку дневника и наконец взял к себе в качестве письмоводительницы. Означенное послушание она несла до самой смерти батюшки и была постоянной его спутницей при путешествиях. Дорожа доверием святочтимого пастыря, Вера Ивановна всеми силами служила ему и однажды, оберегая его покой, едва не лишилась руки. Дело было так: на вокзале народ ломился в вагон, куда вошел отправлявшийся в поездку батюшка. Вера Ивановна заграждала вход. Кто-то в порыве негодования захлопнул дверь, прищемив ей пальцы. Но гораздо больше нравственных страданий перенесла она из-за той же преданности. Недовольные почитатели отца Иоанна сильно завидовали близости к нему Веры Ивановны и осыпали ее клеветой и ложными доносами. Отец Иоанн, как прозорливый, зная доброе настроение своей письмоводительницы, не обращал внимания на ее "доброжелателей" и всячески поддерживал верную труженицу.

Когда я гостил в Аулове, батюшка дал понять, между прочим, что после его смерти Вера Ивановна будет нуждаться в моей поддержке. Обращаясь к ней, он сказал: "Позаботьтесь об отце Арсении, он потом пригодится тебе". Так и случилось: по кончине великого пастыря, всеми оставленная, она приехала в Москву. Мне пришлось хлопотать об устройстве ее, но нелегко это было, ввиду той человеческой злобы, которая окружала ее. К тому же я не имел особого веса и не мог чем-либо помочь; даже в женских обителях не встретил сочувствия, несмотря на то, что митрополиты Владимир и Макарий дали Вере Ивановне свои рекомендации. Одна только игумения Московского Новодевичьего монастыря Леонида отозвалась на мою просьбу: определила ее в свою обитель, разрешив принять мантию с именем Иоанны. К сожалению, немного оставалось ей жить, так как от неприятностей и невзгод у нее развилась чахотка. Отправленная на лечение на Кавказ в Команский монастырь святого Иоанна Златоуста в качестве казначеи, она здесь не только не поправилась, но от сырой местности окончательно расстроила свое здоровье. Еле живая, Вера Ивановна вернулась в Новодевичий монастырь, где в скором времени мирно почила о Господе, имея перед собой портрет отца Иоанна, на который молитвенно взирала до последнего вздоха. По распоряжению игумений Леониды похоронили ее с честью. Отпевал я ее в соборе при полном освещении, в присутствии многих сестер и пении всего монастырского хора. Считаю своим долгом всегда помнить Веру Ивановну, облегчавшую мне доступ к отцу Иоанну. Со слов ее и что сам знаю, передаю следующее о великом Кронштадтском пастыре.

В отрочестве с трудом давалось отцу Иоанну учение, но детская слезная молитва ко Господу открыла ему разум, помогла окончить курс Семинарии первым и поступить на казенный счет в Петербургскую Академию.

В молодых годах батюшка видел во сне храм, в который его кто-то вел. Когда он был назначен в Кронштадт священником, то, войдя в первый раз в Андреевский собор, крайне поразился тем, что последний именно и снился ему.

Первоначальная жизнь в Кронштадте не благоприятствовала пастырским трудам отца Иоанна. Многочисленная семья, куда он вошел, тесная квартира должны были, по-видимому, мешать духовно сосредоточиться, но батюшка и в такой обстановке сумел развить в себе богомыслие: когда ему трудно было молиться, он уходил за город, чтобы в уединении среди природы созерцать Господа.

С первых шагов пастырства отец Иоанн поставил задачей ежедневно совершать Божественную литургию, но, так как местный причт состоял из нескольких священников, исполнение его желания затруднялось. Ему приходилось выпрашивать разрешение отслужить, на что не все собратия его соглашались. Только заменяя очередного, батюшка чувствовал себя свободно.

По настроению батюшка всегда склонен был к духовному созерцанию. Будучи еще молодым, он, идя в храм и возвращаясь оттуда, устремлял к небу взор и воздевал руки как бы на молитву. Непривычная к подобным явлениям толпа готова была считать нового священника ненормальным. Такой взгляд на батюшку едва не утвердился даже среди его сослужителей по собору.

Живая деятельность его в начале пастырства казалась настолько необычной и новой, что высшее духовное начальство неоднократно вызывало батюшку для объяснений и готово было наложить на него ограничение, но Господь Сам хранил Своего избранника от несправедливых и ненужных репрессий, доводя постепенно всех нападающих до сознания праведности Кронштадтского светильника.