Неизбежный финал - [54]

— Ну, угощайся, проглоти «конфетку». Это цианистый калий. Мгновенная смерть, и никаких мучений… Чего же ты? Проглоти ее!

Она перехватила жесткий взгляд Войняга. Он не шутил. Да и зачем шутить, если она сама начала верить в свое решение покончить с собой? Так почему же она не протягивает руку? Мгновенная смерть… Яд — шпионское средство во всех книгах и фильмах. Но умереть сейчас? Прямо на его глазах?

— Почему сейчас? — нашла она в себе силы спросить.

— Ты считаешь меня глупцом? — ироническим тоном начал он отчитывать ее. — Неужели ты думаешь, что, после того как ты призналась, будто хочешь покончить с собой, я уйду отсюда? Только для того, чтобы дать тебе возможность написать прощальное письмо? Проглоти ее немедленно! — приказал он, и уже в следующее мгновение в его правой руке появился маленький пистолет. — Глотай, иначе буду стрелять!

Он приставил холодный ствол пистолета к ее виску — Родика сразу обмякла.

— Глотай, а то я сам покончу с тобой!

С большим трудом она дотянулась до руки Войняга, державшей пистолет, а дотронувшись до нее, отдернула свою, словно обожглась, и разрыдалась:

— Не могу — я всего лишь слабая женщина! У меня нет сил!

Рыдания заглушили ее слова, а слезы мешали рассмотреть, как Войняг запихивал обратно пистолет и убирал драже с ядом. Он дал ей выплакаться, а затем миролюбивым тоном сказал:

— А теперь давай поговорим… Давай обсудим условия…

Родика поднялась с кресла и пошла за платком.

ГОРЬКИЙ ПРИВКУС ШПИОНАЖА

Ники Удиштяну вышел с кладбища удрученный, со странным чувством, что возвращается с похорон, а не со свидания с любимой женщиной, которая оставалась такой же красивой, как в то время, когда они жили под одной крышей. Под влиянием этого ощущения, выйдя за ограду, он обернулся. Вдалеке вырисовывалось здание часовни, двери ее были открыты, и в темном проеме, словно на черном полотне, звездочками мерцали свечи. Кого же он проводил в могилу? На чей гроб бросил горсть земли? Гнетущее чувство настолько захватило его, что ему показалось, будто он ощущает запах ладана.

«Что это со мной?» — встрепенулся он и перекрестился. В следующее же мгновение он нашел свое восклицание смехотворным, а жест лицемерным. Он нечасто переступал порог церкви и никогда не ощущал страха перед богом. Даже в детстве, когда мать таскала его за собой по церквам, вместо того чтобы позволить заниматься тем, что ему было по душе. Он растерянно посмотрел направо и налево, и ему показалось, что на фоне часовни мелькнул силуэт Родики. Но он вспомнил о договоренности с Павелеску и направился на поиски телефона-автомата. Нашел он его у главного входа во Дворец молодежи. Набрал номер — Павелеску ответил сразу же. Как условились. Ники коротко доложил:

— Да, она согласилась!

Павелеску ничем не выдал своей радости, лишь поблагодарил Ники и заверил, что какое-то время не будет его беспокоить…

«Хоть бы сдержал слово!» — подумал Ники, вешая трубку. С Павелеску он покончил. Теперь настала очередь Валера Дину. Ники вздохнул, выразив недовольство тем обстоятельством, что после возвращения из Швейцарии попал в такой водоворот. По договоренности с капитаном он должен был звонить ему из дому после десяти…

Ники отошел от здания Дворца молодежи, но через несколько шагов остановился. Вот, пожалуйста! Разве узнал бы он о существовании подобного культурного заведения, если бы благодаря своим приключениям не освободился от пут конформизма?! Кем он был до недавнего времени? Во всяком случае, человеком с узким кругом интересов. После работы впадал в состояние лености, как будто вновь становился ребенком, и предпочитал, чтобы ласковые руки укладывали его в постель и укачивали, а он, оказавшись в объятиях Морфея, лишь наслаждался приятными грезами. В театр ходил редко, в рестораны еще реже, когда же начиная томиться без женщин, они сами приходили к нему, а он даже не удосуживался встать с постели и проводить их. Ах, куда ушла эта прежняя жизнь? А виной всему события, которые произошли с ним за границей и по возвращении домой. Они выбили его из привычного русла, развеяв его блаженное состояние, словно пух одуванчика.

В темноте он направился к лицею Георге Шинкая. Когда проходил мимо крематория, к нему вернулось ощущение, что он снова вдыхает запах ладана. «Откуда, черт возьми, это ощущение?» — разъярился Ники и попытался отделаться от него, призвав на помощь образ Родики. Он будто наяву почувствовал тяжесть ее руки на своем плече и мысленно разоткровенничался: «Знаешь, это просто необъяснимо, но меня тоже шантажируют… Я хотел бы помочь тебе, Родика, дорогая. И нет моей вины в том, что моя звезда оказалась счастливее, чем твоя…»

Образ Родики, молча слушавшей его, сопровождал его большую часть пути. Удиштяну, будто пристыженный своим везением, говорил ей: «Я обманул тебя… по приказанию капитана Валера Дину. Павелеску принудил уверить тебя в реальности убежища за границей. Однако все дороги туда перекрыты… Но ты не бойся, Родика, я тебе помогу, вот увидишь…»

Образ Родики стал расплываться, и на его месте появился образ Валера Дину. Точнее, он предстал как звезда доброй надежды. Но захочет ли Дину помочь Родике, как ему? Нет, нельзя допустить, чтобы она падала все ниже и ниже. Да и капитан хорошо знает, что она лишь жертва. Родика стала не только жертвой Павелеску и его компании, но и жертвой его, Ники, бессилия. И если он не придет ей на помощь, то никогда не избавится от чувства вины. Он решил поговорить с Дину и все ему объяснить… Он должен помочь Родике.