Неизбежный финал - [143]

— В наше распоряжение отдали этот кабинет, — говорит он, — но я надеюсь, что мы не будем злоупотреблять гостеприимством инспекции.

Я оглядываюсь. Мебель весьма скромная: два письменных стола, несколько стульев, сейф, на стенах картины с морским пейзажем, нарисованные кистью какого-нибудь сверхсрочника-любителя. Единственное окно с простой шторой выходит на улицу.

— Садись! — приглашает меня майор, подвигая в мою сторону коробку леденцов.

Что ж, я не отказываюсь, кладу в рот леденец, и мы усаживаемся за письменным столом друг против друга.

— Мне звонил полковник Мареш, — начинает он первым, — чтобы ознакомить с результатами обыска. Эти микрофоны в кителе — просто-таки сенсация.

Я тяжело вздыхаю и прикрываю рукой глаза, как от слепящего света.

— Ты что вздыхаешь? Душно? Или переживаешь? — хитро улыбается майор Визиру.

— Переживаю, — говорю я и, чтобы подтвердить свои слова, вздыхаю еще раз. — Микрофоны мы нашли, а записывающего устройства нет.

— Он его с собой мог взять. Оно тоже миниатюрное, и его нетрудно спрятать. Открытка у тебя с собой?

Я открываю портфель: там лежит папка с кое-какими заметками и пачка писчей бумаги, чтобы было на чем писать. Протягиваю майору открытку. Он берет ее, внимательно рассматривает.

— Красиво делают, черти, — говорит он наконец.

Прочитав текст, написанный Мирчей Василою, он тоже не обнаруживает в нем ничего подозрительного и с удовольствием рассматривает феерические огни Гамбурга, не забывая подбрасывать в рот леденцы.

— И открытка, и текст — самые обычные. — Он смотрит мне в глаза. — Сдается мне, что эта находка вас заинтриговала. Почему?

— В квартире военного летчика открытка из ФРГ не очень-то уместна, — говорю я без особого, впрочем, убеждения.

— Почему же? — удивляется майор. — Румынский моряк послал ее своему приятелю, а приятель оказался братом жены Владу.

То же самое я говорил себе уже сто раз, но это-то как раз меня и раздражает.

— Как почему? — Я начинаю ни с того ни с сего влиться. — Ты знаком с моим начальником?

— Лично — незнаком… Слышал, как он выступал на одном из совещаний.

Чувствую, как краснею при мысли, что человек, с которым я только что познакомился, может неправильно истолковать мой вопрос. Надо постараться выразить свою мысль поточнее.

— Полковник Мареш не привел никаких аргументов, когда говорил об открытке. Он интерпретировал этот факт так, будто открытка была послана из-за границы, но предназначена не для брата Роксаны Владу. Поэтому Михай Владу должен был сразу доложить о получении открытки. Я хорошо знаю своего начальника. Если у него нет непосредственных аргументов для обоснования своих подозрений, он употребляет обычно формулировку «давайте проверим».

Лучиан кладет открытку на стол, еще какое-то время любуется ею на расстоянии, а потом заявляет:

— Я бы тоже не отказался побродить по Гамбургу. Красивый город. А ты знаешь, в спецлитературе написано, что пресловутый адмирал Канарис разместил здесь мощный центр, откуда получала задания резидентура в Англии и Скандинавских странах… Думаю, что указание полковника нужно понимать следующим образом: любая деталь, вызывающая хотя бы тень подозрения, должна быть проверена самым тщательным образом, прежде чем будет «списана».

— Хорошо, но в этом конкретном случае что мы должны проверить? — Я задаю этот вопрос скорее для того, чтобы выяснить, как этот Визиру соображает. — Ведь открытка адресована и не Владу, и не Роксане, и ее получатель лишь случайно, как ты выразился, является шурином Владу.

— С которым мы здесь и поговорим на эту тему. Не возражаешь против такой инициативы?

Полковник Мареш с самого начала предупреждал меня, что в Констанце «командовать парадом» будет майор из управления. Вполне естественно. Мы, собственно говоря, выполняем свои функции в основном в пределах гарнизона. Только уж в редких случаях… Я, честно говоря, предпочел бы таких случаев вообще не иметь. Чтобы не выглядеть в глазах столичного майора ограниченным провинциалом или, хуже того, снобом, говорю:

— Я здесь для того, чтобы тебе помогать. Дай-ка мне еще конфету.

Мой собеседник протягивает мне свою коробку с леденцами, радостно улыбается:

— Ты знаешь, люблю, когда кто-нибудь подключается к моей борьбе против курения с помощью мятных леденцов. Бери, дорогой, не стесняйся!.. Так вот… Мы с тобой оба одного и того же мнения: в квартире Владу случилось что-то серьезное, не так ли? В процессе работы вы наталкиваетесь в квартире Владу на нечто такое, что вызывает у вас подозрения. Правда, весьма туманные, не вполне поддающиеся объяснению. В подобной ситуации следователь должен внимательно изучить улику, «очистить ее от примесей», выставить на яркий свет, и только после этого можно сказать, насколько эти подозрения обоснованны. Одним словом, провести тщательную проверку. Вы обнаруживаете открытку, и я пытаюсь понять, что вынудило полковника Мареша просить нас заняться ею. Возможно, его поразило то, что в доме его офицера нашли открытку из ФРГ. В первую минуту, думаю, его это заинтересовало в высшей степени. Разумеется, тем, кто не знает, что в некоторых западных армиях личному составу запрещено совершать поездки в социалистические страны или переписываться с их гражданами, реакция полковника может показаться странной. Однако с этой открыткой все как будто в порядке, и все же есть что-то неуловимое, что требует прояснения. Это могло бы означать…