Неисторический материализм, или Ананасы для врага народа - [23]

Шрифт
Интервал

– А сегодня вы его видели? – не отвечая, продолжал допрос следователь.

– Сегодня – нет еще.

– Вот видите? – торжествующе сказал следователь. – А знаете, почему?

– Почему? – испуганно пролепетала ничего не понимающая Раиса Кузьминична.

– Потому что он убит! – выпалил следователь.

Сергей развел руками.

– Потрясающая логика, – признал он.

– Опишите убитого! – потребовал следователь. – Во что он был одет?

– Ну, комбинезон такой, синий, – стала перечислять Раиса Кузьминична. – Под ним…

– Да нет, – досадливо поморщился следователь. – Верхнюю одежду!

– Тулупчик такой светло-желтый.

– Ага! – поднял указательный палец следователь.

В это время в дверь постучали. Сергей привстал.

– Сидеть, – скомандовал следователь и бесшумно пошел к двери. Однако она уже открылась сама, и в квартиру, безмятежно улыбаясь, вошел Андрей, одетый в светло-желтый тулупчик.

– Вот именно он и есть, и тулупчик тот, – торжествующе воскликнула соседка. Потом она привстала со стула, сказала «ой!»  и тихонько пошла к двери. Один из кожаных преградил ей дорогу.

– Здравствуйте, Андрей, – обрадовалась Раиса Кузьминична. – Так вы живы?

– Здрас-сьте, – почти натурально удивился Андрей. – А почему бы и нет?

Следователь и товарищи в кожаном медленно наливались краской.

– Минуточку, – протянул следователь. – Вы – Андрей?

– Серега, что за шутники у тебя? Ну, Андрей я. А вы что, меня встречаете? – поинтересовался Андрей.

– Так Сергей вчера не пытался вас убить?

– Меня? Убить? Зачем?

– Позвольте-позвольте, – заволновался следователь. – Вот тут у меня записано: «Захрипел, схватился рукой за горло и упал».

– Это с какой же стати мне падать? – грозно сказал Андрей, в упор глядя на соседку. Та пряталась за спину кожаного. – Или я припадочный какой?

– Так вот же – означенный Бахметьев Сергей Александрович вас ударил по голове.

– Что же это делается, товарищи, а? – вопросил со своего дивана Сергей. – Просто нельзя по-дружески положить руку товарищу на плечо. Всего оклевещут.

– А как же елка в лесу?

– По-моему, – решительно сказал Андрей, – надо вызвать врача.

– Не надо врача, – остановил его следователь. – Будьте добры, – жалобно попросил он, – ваш адрес?

– В лесу под елкой, – невозмутимо ответил Андрей.

Во взгляде следователя появилось затравленное выражение. Андрей с трудом сохранял серьезность. Его подмывало завыть или надеть игрушечные клыки и взять кого-нибудь за горло.

Следователь ожил:

– А как же прописка?

Андрей покопался в карманах и достал самый удивительный документ в истории жилищного делопроизводства.

«Вплоть до получения постоянного жилья в черте города, – гласила желтая бумажка с розовой полосой, делящей ее пополам по диагонали, – Трошин Андрей Алексеевич, одна тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения, временно зарегистрирован в передвижном доме по адресу: Сосновая роща, квадрат С4, ячейка 32, ели 186–189. Председатель Исполкома Совета Народных Депутатов Ведин Д.П.». После подписи Ведина Д.П. стояла расплывшаяся лиловая печать.

Следователь долго читал этот документ, шевеля губами. Потом вздохнул.

– Что ели? – пытался он понять.

– Ели – это есть искомые елки в лесу, – холодно сообщил Андрей.

– Искомые? – следователь наморщил лоб. – А передвижной дом – это как?

– Хотите, приходите в квадрат С4, ячейка тридцать два, – гостеприимно пригласил Андрей. – Только елки не перепутайте. Мой передвижной дом – между елками сто восемьдесят шесть и сто восемьдесят девять.

Следователь молчал, силясь представить себе каменный дом на колесах в лесу.

– Ну что, – потребовал Андрей, – едем в лес?

Следователь взглянул в окно, за которым разливалась черная темнота.

– Ячейка тридцать два, говорите? – деловито переспросил он.

Андрей кивнул головой, следователь с удовольствием записал это шариковой ручкой Сергея.

– В ближайшие дни проверим, – сообщил он и поднялся. – Ну что ж, – сказал он. – Раз убийство не состоялось… – Он недовольно посмотрел на соседку. – Надо быть сознательнее, гражданка Алексеева, и не заявлять непроверенные факты.

Гражданка Алексеева не смутилась.

– Я не могла промолчать. Мой гражданский долг – делиться подозрениями. Бдительность еще никому не мешала.

Следователь, которого бдительность гражданки Алексеевой продержала на морозе три часа, только махнул рукой и увел за собой недовольных кожаных. Сергей вежливо проводил их до дверей и на прощанье легонько прикоснулся к портфелю следователя, проведя пальцем под крышкой.

Когда соседки тоже исчезли, Андрей уставился на Сергея:

– Ну скажи, ради Бога, – простонал он. – Почему в лесу под елкой?

– Сам не знаю, – развел он руками. – Ляпнул, а потом сам удивился.

– Не ты один удивился, – прорычал Андрей и вытащил сотовый телефон.

– Ой, – удивился Сергей, – уже работает?

– Тут из-за твоих приколов что только не заработало, – проворчал друг, набирая номер. – Алло, Дмитрий? – Яростно глядя на Сергея, он включил громкую связь. – Вы с Иваном фургон уже установили?

– Нет пока, – раздался усталый голос Мити. – Темно уже, ничего не видно. Елки никак не можем найти – сосны одни. И дороги нет – мы с этим фургоном по пояс в снегу. А что, вы едете уже?

– Нет, не едем, – Андрей продолжал в упор глядеть на Сергея. – Тут наш общий друг Бахметьев передает вам с Ванькой пламенный привет!


Рекомендуем почитать
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Я, может быть, очень был бы рад умереть»

В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.


Железные ворота

Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Площадь

Роман «Площадь» выдающегося южнокорейского писателя посвящен драматическому периоду в корейской истории. Герои романа участвует в событиях, углубляющих разделение родины, осознает трагичность своего положения, выбирает третий путь. Но это не становится выходом из духовного тупика. Первое издание на русском языке.


Про Соньку-рыбачку

О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.