Неискушённо мудрые - [3]

— Но я и правда счастлив, — настаивал кролик.

— Чепуха, чепуха, — бросила сова, — нет никакого «тебя», чтобы быть чем-то, и нет никакого «чего-то», чтобы ты мог им быть!

— Жаль, — вздохнул кролик, — а я всегда думал, что есть.

— Думал! Думал! — воскликнула сова с неодобрением, повернув голову на девяносто градусов. — Бесполезная привычка, повсеместно порицаемая Мудрецами.

— Кто такие эти Мудрецы, которые не дают себе труда думать, и как они мудрят?

— Те, кто постиг, — объяснила сова коротко, — являют собой переход в более высокое измерение.

— И что же это такое?

— Дальнейшая область размерности — видения, — объяснила сова.

— И как это действует? — спросил кролик.

— Концептуализация там исключена, — сказала сова. — Расщеплённый ум, таким образом, целостен.

— И что это даёт? — спросил кролик.

— Они видят прямо, конечно же, — ответила сова, повернув голову обратно и уставясь на кролика своими сияющими глазами, — и тогда, конечно же, «они» отсутствуют.

— И что? — задумчиво пробормотал кролик, чувствуя лёгкое беспокойство. — Я имею в виду, что тогда присутствует?

— Присутствует? — спросила сова. — Как что? Всё, конечно!

— Всё? — воскликнул кролик, подскочив от неожиданности. — Как такое может быть?

— В моё концептуальное отсутствие, — заухала сова, — всякому и каждому рады ЗДЕСЬ, где я ЕСТЬ, — и где они будут Абсолютно дома!

9. К-ко-о-му-у

— Иногда мне интересно, — сказал кролик, — почему ты предпочитаешь луну солнцу?

— Профессиональная привычка, — ответила сова. — Когда Я сияю прямо через дневной свет, другие делают то, что должно быть сделано. Когда Я сияю непрямо через лунный свет, я сама присматриваю за вещами.

— Вещами — вроде тебя? — предположил кролик, шаловливо подпрыгнув в воздухе.

— Все «вещи» — это проявления того-что-есть-Я, — сказала сова сурово, — растянутые в концептуальном пространстве-времени в интегральном уме.

— В самом деле?! — сказал кролик, пробуя сочный листочек клевера. — Должно быть, им от этого очень хорошо!

— Рада, что ты так считаешь, — ответила сова, — но в относительности, когда мой ум расщеплён, также должна присутствовать видимость страдания. Если бы позитивное и негативное были равны, они бы уравновесили друг друга, и результатом стало бы равновесие, то есть воссоединение.

— Так вот почему мы страдаем! — сказал кролик. — Вот почему существует несчастье!

— Не существует ни счастья, ни несчастья, — ответила сова. — Не существует взаимозависимых противоположностей. Это концептуальные суждения, уничтожающие друг друга во взаимном отрицании.

— Тогда что они такое? — спросил кролик.

— А что такое ты? — ответила сова. — Что есть всё чувственное восприятие, всё познание, суждение, различение?

— То, что делает это, я полагаю, — предположил кролик, — я, например.

— В этом случае ты лишь воспринимаемое, — заухала сова, — просто объект в уме.

— Тогда что воспринимает воспринимаемое? — спросил кролик.

— Я, — ответила сова. — Я, всегда Я.

— И к кому или чему относится это «я»? — осведомился кролик, в раздумье подёргивая носом.

— К кому или чему? — переспросила сова. — Сказать тебе?

— Да, пожалуйста! — попросил кролик.

— Хорошо, — сказала сова, — слушай и услышишь. — Она расправила крылья, вытянула шею, и лес загудел эхом её громогласного ответа. — К-ко-о-му-у, к-ко-о-му-у, к-че-му-у-у!

10. Я, кто есть ничто

— Если бы ты сказала это просто, — заметил кролик, — возможно, я бы и смог понять.

— Просто что? — спросила сова.

— Просто сказала бы это в десяти словах.

— И шести достаточно, — резко сказала сова.

— Ну тогда в шести, если шести хватит.

— Шести слишком много, но тебе они нужны.

— Как скажешь, — вздохнул кролик, — так какие они?

— Я, кто есть ничто, — есть всё, — сказала сова.

— Как ты можешь быть одновременно и тем и другим, когда не являешься ни одним из них?

— Я есть они оба именно потому, что не являюсь ни одним из них.

— Тогда чем являюсь я?

— Из-за того что ты думаешь, что являешься чем-то, ты не являешься ничем.

— И что? — спросил кролик.

— И то — ты страдаешь, — ответила сова, решив пообедать.

11. Причина

— Ты выглядишь усталой и голодной, — сказал кролик с состраданием.

— Так и есть, — ответила сова.

— Тогда почему бы тебе не поесть и не поспать?

— Есть нечего и не спится.

— Позволь мне, — предложил кролик, — я здесь, в твоём распоряжении.

— Ты! Ты что, стал буддистом или вроде того?

— Да, — застенчиво ответил кролик, — это так здорово!

— Так ты предлагаешь мне себя?

— С радостью, — сказал кролик восторженно, подёргивая носом. — Самопожертвование — великое счастье.

— Нет уж. Я так не играю!

— Почему? — спросил кролик обиженно.

— Буддисты такого рода не возбуждают аппетит и неприятны на вкус, — отрезала сова. — Лучше уж крысы!

12. Делание

— Ты презираешь нас, буддистов? — грустно спросил кролик.

— Не очень, — ответила сова равнодушно.

— Но вчера ты сказала мне, что предпочитаешь крыс!

— Так и есть, тот, кто был готов пожертвовать своим драгоценным «я», насколько я помню?

— Да, именно тот, — сказал кролик, скромно дёрнув носом. — Можно спросить почему?

— Нет того, кто мог бы сделать это, — объяснила сова, — отсутствие не имеет вкуса, переваривается, но не питает.