Неинтересное время - [28]

— Сяктант… — злобно прошипел Андрюха.

Похоже, встрял… Только во что?

— А-а, сектант, — произнес Командир (они не представились, а надо же как-то идентифицировать), — твой батрак, Анисим?

— Плямянник… — обреченно промолвил Никитич. Судя по тому, что назвали его по имени, сейчас он на вторых ролях.

Сергея бы это покоробило — он не любил, когда пренебрежительно относятся к людям, которых он уважает… Но не сейчас…

— Племянник? — нарушил паузу Командир.

— Врет, — да с чего Андрюха-то смотрит волком? — Не плямянник это, нет у Никитича плямянников. Батрак это. Он его плямянником зовет, чтобы с Советами не ссориться…

— Ай-я-яй, Анисим, как же так. Нехорошо власть обманывать. Тем более народную, — голос Командира сорвался на злость, — самими же выбранную…

Сергей стоял в проеме, как дурак на кастинге. Что это за братва? Может Никитич со своими ночными делишками связался с криминалом? Пообещал, теперь не может исполнить?

Командир лениво мотнул головой. Хриплый встал, подобрал со стола… Вот блин!!! Только сейчас заметил, что на столе перед ним лежит… Револьвер!!!

«Ой-е-ей!!! Бандиты!»

Хриплый подошел к замершему Сергею, направил ствол ему в переносицу. От ствола пахло железом и смазкой. Мерзкий запах… В животе похолодело, противно обмякли ноги…

— Запомни, сектант. Ты нас не видел, сюда никто не приходил, ты ничего не знаешь о нас…

Какая-то глупая часть паникующего мозга отметила, что ни Хриплый ни Командир не «якают» и не «цокают». Значит, не местные. Вот только как это спасет от пули?

— Ты меня понял?

— Д-да, — судорожно закивал Сергей. Неужели пронесло, отпустят живым?

Хриплым повел револьвером вправо, Сергей, как загипнотизированный, сдвинулся за дулом.

— Ну что, — поднялся Командир, — хорошо у тебя, Анисим, но пора и честь знать. Заглянем к тебе еще разок дня чрез два, может быть образумишься. Пойдем, — махнул он рукой Андрюхе.

— Господин капитан, — внезапно заговорил тот, — Дозволь сяктанту ребра пересцитать?

…Стойте! Погодите! За что?!

Командир взглянул с недоумением.

— Это еще зачем? Не замечал… Ах, да… Ты же, помню, рассказывал. Ну давайте. Только быстро.

Стойте! Стойте-стойте-стойте!

Хриплый переложил револьвер в левую руку…

Блямс!!! Сергей отлетел к стене…

* * *

— Ох, Сярежа, Сярежа… — безмолвная жена промывала побитую как пасхальное яйцо физиономию Сергея, а неугомонный Никитич прохаживался туда-сюда, капая на и без того пострадавшие мозги.

Сергей сидел на лавке. Слава богу, в зеркале его не было видно. И так понятно что после такого массажа лицевых мышц выглядел он страшновато. Хватало ощущений и без этого. Левый глаз заплыл так, что даже не открывался. Распухла щека, кровоточили губы. Зубы, по странной случайности, не пострадали, зато, из-за разодранной об них внутренней поверхности щеки, во рту стоял противный вкус крови. Вытекшая изо рта кровь склеила бороду в некую дизайнерско-панковскую находку. Болели руки, ноги, на которых оставили следы сапоги Хриплого. Ныли ребра, по которым отпинал сволочной Андрюха. Да, Андрюха…

— Ан… кхм Анишим Никитичш, — дикция тоже пострадала, проклятые логопеды, — кхто это был?

— Да это… А я говорил тябе, не заигрывай с Андрюхиной жаной. Злой он, и рявнивый как церт.

— Такх он иж-жа жены?

Вот блин… Сергей вспомнил немного тускловатую, заморенную, но стройную и очень даже ничевошную жену Андрюхи…

В тот день (среда, кажется была) Никитич послал его к одному из односельчан, отнести меда заболевшей жене.

По дороге Сергей встретил жену Андрюхи, немного поболтал с ней. Уж слишком девчонка выглядела заморенной, Сергей просто из человеколюбия попытался хоть немного ее развеселить. По крайней мере, улыбнулась… Видимо, кто-то донес Андрюхе…

Вот же гад ревнивый… Постой-ка, Никитич. Причем здесь Андрюха? А кто это с ним был? Что-то хозяин как-то увернулся от ответа.

— А кхто с ним был?

Никитич, стоявший спиной, хмыкнул, крякнул и повернулся.

А взгляд… Это был взгляд не пасечника, не крестьянина… Это глаза охотника… вернее, нет, не охотника. Так смотрят на тебя дула двустволки.

— Господа это были. Бывшие.

— Белые?

— Ага, — хехекнул-усмехнулся повернувшийся незнакомой стороной Никитич, — белее некуда. Все им неймется, все вернуть хочется…

Погодите-ка. Или голову слишком сильно ударили или Сергей что-то не понимает в происходящем.

— Никитичш… Так ведь война уже давно жакончшилась…

— Война-то законцилась, да люди остались. Или ты думаешь, что они в ангялочков прявратились? Не-ет, еще злее стали, — Никитича явно прорвало, — озлобились на тружаников. Сами ницего кромя как жилы тянуть да на готовом жить не умеют, да и не науцаться. Как волка траву жевать не выучишь, так и их на крястьян да работников не пяряделаешь. Вот они из Эстонии к нам церез границу и лезут, пакости творят, сено жгут, зярно, большавиков… да и людей убивают…

Взгляд Никитича все больше холодел, явно видел он перед собой сейчас не бревенчатую стену своей избы, а того самого Командира, и скорее всего через прорезь прицела.

Ой, непростой ты мужик, Никитич…

— …Взрывают в городах это… разное… Ницего, дождетесь. Мы царя с шеи спихнули, господ да немцев с земли повыгнали, даст бог час и до них доберемся. Тяррористы… Тьфу!