Нехилый камешек - [14]

Я включаю секундомер и решаю прочитать главу триллера на телефоне, пока она сушит волосы. Странно, но сейчас я чувствую себя как дома. Словно мы на самом деле встречаемся, и я жду, пока моя женщина прихорашивается перед выходом в люди.

Хм...

Может дело в том, что все обстоит именно так.

С одним маленьким исключением: мы не встречаемся.

Звенит таймер. Походу Шарлотта закончила. Я отключаю приложение и убираю телефон в карман. Смотав шнур, она кладет фен в шкафчик и щелкает пальцами.

– Мы забыли одну очень важную деталь.

– Какую?

– А как мы поняли?

– Что именно?

– Не тупи. Как мы поняли, что влюбились друг в друга? – она говорит с такой нежной уверенностью, что на долю секунды я теряю связь с реальностью. Из головы вылетает, что мы репетируем, и я просто тяну время, пытаясь собраться с мыслями. Вот тогда на меня обрушивается правда и желание расхохотаться. Мы не влюблены. Просто играем роли. Притворяемся.

Мы выходим из ванной на кухню, и я рассказываю ей историю нашей великой псевдо-любви, которую утром наплел отцу.

– Этого мало, – заявляет она. Каблучки стучат по деревянному полу.

– Почему? – спрашиваю я, когда она берет из холодильника кувшин охлажденного чая, а я достаю два стакана из шкафа. Шарлотта любит пить чай именно таким. Делает его сама из пакетиков «Питс», которые ей приходится заказывать на Амазон, с тех пор как эту марку для гурманов  днем с огнем не сыщешь в Нью-Йорке.

– Нам нужно больше деталей, – говорит она и делает глоток. – Иначе дочурки мистера Оффермана первыми же засекут ложь. Девчонки ушлые, и если они выяснят правду, то доложат все папочке. Нам нужно быть более убедительными. Итак, однажды ночью в баре мы поняли, что влюблены друг в друга, так?

– Да. Всего несколько недель назад. Все случилось слишком быстро.

– Но с чего все началось? Мне нужны подробности. С чего конкретно начался наш роман?

– Шарлотта, я рассказал эту историю отцу, и он не вдавался в подробности.

– Но женщины будут, – уверяет она, шевеля пальчиками без обручалки, – а стоит мне надеть кольцо, как все женщины будут ворковать над ним и спрашивать о нашей с тобой истории любви. Наверняка начнут завтра за ужином. Нам нужна история, – решительно заявляет она, расхаживая по маленькой кухне, а потом взволнованно и с блеском в глазах добавляет: – Я придумала! В четверг ночью после закрытия бара мы задержались выпить по бокалу вина, и ты в шутку сказал, что все вокруг считают нас парой, а я ответила: «А может нам стоит сойтись». Повисла неловкая пауза, – мягко говорит Шарлотта, словно вспоминая о неповторимой роковой ночи.

Я с головой ныряю в рассказ и добавляю деталей в нашу придуманную историю любви.

– Только неловкость тут не причем. Этот момент был поистине замечательным, – говорю я с влюбленной улыбкой, – в ту секунду мы поняли, что не равнодушны друг к другу.

– И мы поцеловались. Неистово и умопомрачительно. Ну, с этим все понятно.

Я насмешливо улыбаюсь.

 – Не только поцелуй был крышесносным. У нас был запредельно великолепный секс, – добавляю я важную деталь.

Шарлотта краснеет и молча допивает чай. Я одним глотком осушаю свой стакан и отправляю посуду в посудомоечную машину, аккуратно выставляя ее в рядок. Все, как ей нравится.

– Тогда это упростит тот факт, что ты сделал мне вчера ночью предложение в баре. Ничего удивительно, ведь там все началось. Ты попросил у меня руки, когда все ушли. Опустился на одно колено и сказал: «К черту кольцо! Я не могу больше ждать. Ты должна стать моей».

– Отлично. Мне нравится. Не трудно запомнить.

Я закрываю посудомоечную машину и встречаюсь с взглядом Шарлотты. С карими омутами, полными нежности и ласки.

– Спенсер. Спасибо.

Я поглядываю на нее как на сумасшедшую.

– За то, что положил стаканы в посудомоечную машину?

– Нет. За вагон терпения. – Она разводит руками, словно хочет охватить всю квартиру. – Я заставила тебя пройти через все это. Но мне нужно было прочувствовать, словно все происходило на самом деле.

– Прочувствовала? Возникло ощущение, что ты скоро станешь миссис Холидэй?

Она смеется.

– Очень смешно. Эти два слова несовместимы, и мы их больше не услышим, – говорит она, рассеяно скользя по моей руке ладонью, когда мы выходим из кухни. – Ты по жизни закоренелый холостяк.

Я киваю, соглашаясь с этим заявлением. Отъявленный плейбой. Стопроцентный беззаботный холостяк. Свободную птицу невозможно заарканить и посадить в клетку.

– Однозначно.

Она тянется за своей сумочкой на столе в гостиной.

– Подожди. Есть еще один тест.

– Заставишь меня прыгать через еще один обруч? Блин. Ты меня убиваешь.

Она фыркает.

– Я не думаю, что выбор трусиков можно считать трудной задачей. Неважно, это тест для меня. Он последний. После этого я с уверенностью смогу пойти в магазин твоего отца. Не забывай это наш первый выход в свет как мистера Холидэя и его невесты.

Я скрещиваю руки, ожидая, ее дальнейших действий. Она смотрит мне в глаза с серьезным выражением лица и поджимает губы.

– Пощекочи меня и попробуй выведать правду.

Я скептически приподнимаю бровь.

– Ты это серьезно?

Она кивает.

– Как никогда. Ты же знаешь – это моя слабость, – говорит она, отступая к серой мягкой кушетке, и усаживается в море синих, красных и фиолетовых подушек. Шарлотта обожает яркие тона.