— Я делаю по два, по три вскрытия в день, — увлеченно сказал Нийл. — Иногда по двадцать в неделю.
— Ты и выглядишь так, — усмехнулся Дэвид. — Тебе бы следовало быть побольше на солнце, сынок. Слишком много времени проводишь ты среди мертвых, — смотри, как бы не утратить интерес к живому!
— Вот уж нет! — нетерпеливо воскликнул Нийл. — Линди этого не допустит. Она тащит меня играть в теннис, как только улучит подходящий момент. Да и на всякие дурацкие приемы с коктейлем! Но, папа, неужели ты не понимаешь, что я работаю ради живых людей, когда выясняю причину смерти! Этот вопрос не дает мне покоя. Когда я стою у анатомического стола, я могу извлечь человеческий мозг и исследовать мельчайшую клеточку и мельчайшее волоконце. Ведь каждая кость, и каждый мускул, и каждый орган человеческого тела, все артерии и нервные волокна — все открыто предо мною и дает возможность ответить на вопрос: почему человек умер? За последнее время я не раз приходил к любопытным выводам, сравнивая записи диагнозов с наблюдениями, сделанными во время вскрытия.
— Черт возьми, как это интересно! — воскликнул Дэвид, радуясь тому, что ему позволено заглянуть в сокровенную жизнь сына.
— Видишь ли, я внимательно изучаю историю болезни моих палатных больных, — увлеченно продолжал Нийл, — наблюдаю симптомы, слежу за лечением и довольно часто обнаруживаю, что мой диагноз не совпадает с диагнозами лечащих врачей. Я за это время стал неплохо разбираться во многом, правильно устанавливать причину смерти. «У больного была canceroma, — заявил один из наших признанных авторитетов о больном, которым я интересовался, — он был безнадежен», — «Вы так полагаете? А я считаю, сэр, что он умер от острого приступа аппендицита. Впрочем, приходите на вскрытие и взгляните сами». Вскрытие показало, что я был прав.
— Великолепно! — воскликнул Дэвид, надеясь, что Нийл расскажет ему еще что-нибудь о своей работе. — Теперь я понимаю, почему ты так увлечен патологоанатомией.
— Но это еще не все, — нетерпеливо сказал Нийл. — Разве ты не видишь, как мертвые могут помочь живым? Они помогают нам досконально изучить человеческое тело, а это, в свою очередь, дает возможность продлевать жизнь, эффективнее бороться с болью и разными болезнями. Это ведь так важно, папа. При всех наших знаниях мы только еще начинаем учиться; начинаем смутно понимать,!
какие перемены совершаются в живой ткани, выявлять положительное или отрицательное действие лекарств на развитие клетки, на лечение болезней, почти каждая из которых имеет несколько форм. Грамм положительный и грамм отрицательный. При одной форме заболевания пенициллин помогает, при другой он противопоказан полностью или хотя бы частично.
— Грамм, насколько я понимаю, — это краситель для предметного стекла микроскопа?
— Да, да! — Нийл торопился изложить осаждавшие его мысли. — Люди умирают в результате жизни — от совокупности всего, что им пришлось в жизни испытать. Вот почему, если мы сумеем сделать условия человеческого существования благоприятными для жизни, а не для смерти, появится возможность жить до двухсот лет. Ведь верно?
— А что думают об этом твои коллеги?
— В нашей профессии немало идиотов! — Сильные, нервные руки Нийла сделали резкое движение, словно сметая кого-то с пути. — Они утверждают, что я сумасшедший; а я утверждаю, что это они сошли с ума, раз считают, что люди имеют все возможности вести нормальный образ жизни и что на их здоровье не влияют ни неврозы, вызванные денежными заботами, ни инфекционные заболевания, рассадник которых — трущобы.
— Тут Мифф согласилась бы с тобой!
— Я думаю о людях, хотя она и не верит этому, — протестующе заявил Нийл. — Разумеется, я думаю о живых людях. И именно поэтому мне надо жить среди мертвых.
Он взглянул на свои ручные часы.
— Боже мой! Я опаздываю, — воскликнул он, — Мне нужно еще принять душ и переодеться, прежде чем заехать за Линди.
Он уже шел по дорожке сада. Весь энтузиазм слетел с него, как веточка розмарина, которую он щелчком стряхнул с себя. Сердитая морщинка прорезала лоб. Оп снова замкнулся. Приняв занятой, озабоченный вид, спросил небрежно:
— Ну-с, а как твоя затея?
Огорченный внезапной переменой в сыне и легкомысленным тоном, каким был задан этот вопрос, Дэвид ответил не сразу. Не пожалел ли Нийл о неожиданной близости, которая возникла между ними, подумал Дэвид. Не испугался ли он, что отец постарается оказать влияние на его выбор жизненного пути. На решение, которое он должен принять, — продолжать ли ему свои научные изыскания или жениться и начать делать карьеру.
Дэвид не имел ни малейшего намерения так или иначе препятствовать сыну. Нийл сам должен решить, чего он хочет. Это же ясно. Он один знает, что для него важнее всего в жизни. Дэвида тревожила одна только мысль — сохранить тепло их отношений.
— Я многое узнал о себе и о других, — мягко сказал оп. — Но еще больше мне осталось узнать. Я потрясен тем, что увидел в трущобах города. У меня ощущение, будто я увяз в грязной кровавой жиже возле боен и пытаюсь оттуда выбраться. Но я все еще иду ощупью. Если бы только я мог анатомировать зло, подобно тому как ты, Нийл, анатомируешь трупы, то, пожалуй, сумел бы чего-нибудь добиться. Но я все еще не знаю, как бороться с глупостью и алчностью, насилием и предрассудками! Оказывается, многие люди воспринимают войну как неизлечимую болезнь.
