Негасимое пламя - [63]

Именно в это время мистеру Преттимену было явлено некое… Скажем, откровение — другого слова я подобрать не могу. Он проникся идеей, что в самом сердце космоса есть некий секрет или даже тайна, которой может коснуться любой. Мистер Преттимен возрадовался. Что ж, у меня у самого бывали предчувствия — например, что Преттимен умрет. Не сбылось, как и все остальные. Короче говоря, однажды я случайно услышал несколько слов, которые мне не предназначались. Должен признать, это было трогательно и немного неловко, даже если Преттимен, как это часто с ним бывало, заблуждался.

В тот день я заглянул в каюту и, обнаружив, что он лежит с закрытыми глазами, хотел было выйти, так как сон в его положении был редким и ценным лекарством. Внезапно Преттимен произнес или, скорее, пробормотал крайне удивленным голосом:

— Выходит, я могу благословлять!..

Разумеется, мне следовало немедленно уйти, но, опешив от неожиданности, я невольно хихикнул. Преттимен открыл глаза и воззрился на меня. На щеках у него отчетливо загорелись алые пятна. Я выскочил из каюты, захлопнул дверь и только тогда осознал невероятную разницу между этими простыми словами и возвышенной идеей Добра, которую мы так часто обсуждали. Мысли мои вернулись к тому дню, когда я читал ему странные рассуждения старого мудреца из Вольтерова «Кандида»: «…Мы все священнослужители».

Я смешался и в очередной раз почувствовал себя на краю тайны, которую по причине своего характера, воспитания и образования я совершенно бессилен постичь. Однако стоило мне прийти в себя, как я вспомнил, что старому мудрецу было сто шестьдесят пять лет, и что даже он краснел, повествуя о религиозных таинствах Эльдорадо!

А через день, как я и говорил, мы увидели берег.

— Вижу землю!

Это и вправду оказалась земля, различимая с невероятного расстояния. Дело в том, что воздух в здешних краях отличается прямо-таки хрустальной чистотой — не поверишь, пока не увидишь, так что подробно на этом вопросе я останавливаться не буду. Что касается долготы, то наши навигаторы и обрадовались, и расстроились, так как и Чарльз, и Бене, подобно карточным игрокам, скрывали свои расчеты и предъявили их только капитану. Он же, в свою очередь, выказав чувство юмора, которого я от него не ожидал, вынес свой собственный вердикт: результаты почти совпадают, отличаясь разве что на пару миль! Таким образом, метод Андерсона-Бене не был ни подтвержден, ни опровергнут. Чарльз отказался от показаний явно сломанного хронометра и положился на остальные два, показания которых были очень схожи — он сложил их и разделил сумму пополам, получив тот же результат. Стало быть, удача сопутствовала обеим партиям. Земля оказалась именно там, где они предсказали, но удовлетворения это никому не принесло.

Наше путешествие подходило к концу. В одном поселении мы запаслись свежим мясом, в другом — овощами, а запасы бобов у нас и не кончались. Следует заметить, что при виде земли здравый смысл, который всегда был важной, пусть и скучноватой частью моей натуры, понемногу ко мне вернулся. Хотя, что скрывать, мы все изменились. Мистер Преттимен сердился и волновался почти как раньше, но теперь меня это не злило, а только забавляло. Удивили меня и переселенцы. Непонятно почему, они сочли, что необходимо высадиться на ближайший берег! Строгое разделение, когда-то царившее на корабле, так смягчилось со временем, что можно было прогуливаться среди переселенцев, не опасаясь пересудов. Они считали, что до Сиднейской бухты вполне можно добраться по суше, перевозя ослабевших странников на тележках, кои можно позаимствовать у добрых аборигенов! Отовсюду слышались настойчивые утверждения о том, что мы, мол, приплыли в свободную страну, где сами собой зреют урожаи и пасется скот, чернокожие готовы слушаться и служить, а каждый белый — царь, окруженный толпой раскаявшихся преступников, которые держат местных в повиновении!

Зима подходила к концу. Наконец показалась северная оконечность острова Флиндерс и мы взяли курс на его восточное побережье. Неблагоприятный ветер на некоторое время задержал нас между островом и мысом Кейп-Хау. И все — таки мы были бодры, двигаясь среди названий, которые раньше были лишь точками на карте, а теперь приветствовали нас на знакомом языке. Несмотря на все разговоры и чтения с Преттименом, я по-прежнему оставался патриотом! Да, с помощью Преттименов — впрочем, не единственно с их помощью — мне открылись слабые стороны Англии, но я никогда не произнесу ерунды вроде: «Права она или нет — это наша страна!»[38] И все-таки стоит заглянуть себе в душу, как среди предрассудков (как врожденных, так и приобретенных), среди свежих идей и мыслей о необходимости перемен, среди художников и писателей, политиков и философов — самых оголтелых социальных философов! — в самой глубине сердца моего звучат и до самой смерти будут звучать слова: «Англия навеки!». При виде этих безлюдных земель, внимая сладкой музыке названий, — остров Кинг, остров Флиндерс, мыс Кейп-Хау! — я едва сдерживал восклицание: «Англия навеки!»

(21)

От самого мыса Кейп-Хау нам способствовал ветер, который Камбершам, разозлив Олдмедоу, назвал «солдатским», имея в виду, что при такой погоде вести судно сможет любой солдат. Олдмедоу в ответ проворчал что-то о «флотском на коне», но я, честно говоря, уже порядком устал описывать их соперничество. О, это нетерпение на борту! А наши дамы! Я перекинулся словом и с миссис Преттимен, и с миссис Брокльбанк — обе умирали от желания вытащить вещи из сундуков и наконец-то все перестирать! Грязны были даже наши самые главные чистюли. Прошли долгие месяцы с тех пор, как мы мылись чем-нибудь, кроме мыла для морской воды! Я подумывал, не назвать ли мне так свой трехтомник, но, к прискорбию моему, малодушие английских издателей не позволило «Мылу для морской воды» увидеть свет. Наконец-то мы добрались до Сиднейской бухты, и наш маленький мирок словно взорвался. Мы сошли на новехонькую пристань, на корабль хлынул народ — все заждались привезенных нами товаров. Никто не обращал внимания на горстку пассажиров: железные прутья для оград оказались гораздо ценнее. Андерсон передал командование кораблем мистеру Саммерсу и сошел на берег с мистером Бене, который являл собой пример образцового флаг-адъютанта.