Нефть в наших жилах - [54]

— Конечно, я много работаю, кому-то может показаться, что даже слишком много. Но тем не менее я глава семьи, я мать, я имею право…

— Никто с этим не спорит. Но делается это не так, Онки, жизнь в семье требует терпения и постоянства.

— Мы уже говорили с тобой об этом, я физически не могу уделять вам больше времени.

— А так ты только мучаешь нас! — воскликнул, потеряв самообладание, Гарри.

Он вскочил с кресла и принялся расхаживать туда-сюда по комнате:

— Дочь ты вчера довела до слёз, приказав ей решать дополнительные задачки по математике увеличенной сложности. Она так и не смогла в них разобраться, проревела весь вечер, а потом плохо спала! Так не воспитывают детей!

— Она слабо знает математику, и должна стремиться узнать лучше. Человек развивается только через преодоление трудностей.

— Но ты ей даже не попыталась ничего объяснить… Просто посадила на стул, напугала наказанием и пошла. Ей всего восемь лет, она ещё не осознаёт необходимость самодисциплины.

— Лично я в восемь лет была абсолютно самостоятельной.

— Не сравнивай. Ты воспитывалась в других условиях, — Гарри хотел было напомнить супруге, что она выросла без родителей, но вовремя остановил себя.

— Ладно, ты прав, — устало сказала Онки, выяснения отношений тяготили её, и она стремилась поскорее свернуть подобные разговоры, — в следующий раз я посижу позанимаюсь с нею.

— Знаю я, как ты сидишь! После этого она всегда приходит заплаканная! Ты постоянно её тыкаешь носом в ошибки, оскорбляешь, награждаешь затрещинами и зуботычинами. Твоему непомерному самолюбию не так-то просто принять мысль, что твоя дочь не супергений!

— Хватит, — Онки поднялась с кресла и, взяв с подлокотника свой пиджак, направилась к выходу из комнаты. Этим всегда заканчивалось обсуждение семейных дел, она уходила, а Гарри оставался один на один со своими, вообще говоря, обоснованными претензиями, и во всех случаях поступал на своё усмотрение. Именно он выбрал гимназию для детей, ходил на родительские собрания, установил дома модуль с интерактивными учителями по тем предметам, к которым, по его наблюдениям, у детей были наибольшие способности.

Онки, не привыкшая сдаваться, проиграв губернаторские выборы, уже через полгода приняла участие в выборах в депутаты Народного Совета. Губернаторская кампания многому её научила, ощутимо добавила ей известности и уважения как у жителей Атлантсбурга так и среди товарок по партии, потому получение ею депутатского мандата не явилось неожиданностью. Заняв заслуженное кресло, Онки теперь ещё больше (куда уж кажется!) и с ещё более яростным увлечением работала.

Гарри новому положению своей супруги не обрадовался, хоть и сумел скрыть это; он понимал, что для него избрание Онки депутатом означает только одно: день ото дня неподъемную тяжесть семьи ему будет всё труднее тащить на своих плечах, а воздаяние за его самоотверженный труд неминуемо уменьшится — Онки работала, как неблагополучные женщины пьют, беспробудно, она искала себе всё новой и новой работы, а семья, пусть Онки в этом себе и не признавалась, совершенно не была ей интересна, семья воспринималась ею как некий обязательный атрибут взрослого человека и существовала параллельно Онкиной линии судьбы, исключительно за счёт Гарри; надо ли говорить о том, что любовная близость между супругами в какой-то момент просто сошла на нет — Онки уставала на службе и месяцами не прикасалась к мужу, его это обижало, он замыкался в себе и сам меньше стремился проявлять нежность.

«Мы разлюбили друг друга, — думал он с горечью, — или, может, просто не любили и раньше, бытовые неурядицы не способны убить истинные чувства, но они могут подтолкнуть людей к осознанию отсутствия духовного родства между ними, сделать явным их вечное отчуждение… Да и что есть любовь, кроме как желание слиться воедино — в общих делах, стремлениях, планах? А я даже сейчас не знаю ничего о ней, об Онки, о чём она мечтает, с каким мыслями засыпает? Что она такое? Столько лет прошло, а я так и не сумел понять её. Череда каких-то нелепых случайностей сблизила нас… Или даже не сблизила — слегка соприкоснула, и опять мы порознь, словно два столкнувшихся и тотчас разлетевшихся шара».

Гарри пришёл к справедливому выводу, что Онки Сакайо никогда по-настоящему не нуждалась в тепле домашнего очага, и все его старания раздувать в нём огонь были напрасны — он собрал свои вещи и уехал с двойняшками к своим родителям.

Неожиданная потеря заставила Онки обратить критический взор на саму себя. Да, она признавала, что в какие-то моменты бывала деспотична, принуждала Гарри мириться с теми условиями жизни, которые соответствовали её образу мыслей. Но его уход всё равно показался ей не до конца обоснованным; со своей стороны, как думала Онки, она делала всё, чтобы Гарри жилось комфортно, были и деньги… Да вот, как выяснилось, этого не хватило. Не получил от неё Гарри того, в чём нуждался; да, она знала с самого начала, предрекала самой себе, любуясь большими грустными глазами мальчика-секретаря, что не будет его жизнь с нею рождественской сказкой, но он влюбился, он хотел быть с нею… Да и как бы она объяснила ему тогда, много лет назад, что всё закончится именно так? Ничто не способно убедить человека в чём-либо лучше личного опыта.