Нефритовый Глаз - [65]

— Надеюсь, вы довольны тем, что я сделал для вашей матери.

Мэй села, утонув в мягких подушках и подтянув к груди согнутые в коленях ноги. Она знала, что должна быть благодарна Суну, и, возможно, ей следовало сказать ему об этом. Нетрудно вести себя подобострастно с элегантным мужчиной, но Мэй не желала заигрывать с Суном.

— Разговор будет не о матери. Я здесь по поводу нефритовой печати и человека по имени Чжан Хун.

Лицо Супа осталось бесстрастным.

— Хотите послушать одну занятую историю? — спросила Мэй.

Тот не спеша налил рисовой настойки в нагреватель. По комнате тут же распространился резкий запах.

Не дождавшись ответа, Мэй продолжила:

— Тридцать лет назад два молодых сотрудника секретной службы отправились в Лоян со специальным заданием. Древнюю столицу потрясало вооруженное выступление десятков тысяч хунвейбинов, уничтожавших пережитки прошлого — музеи, книги, интеллигенцию. Однако по ходу дела они раскололись на фракции и передрались между собой. Сотрудники секретной службы должны были поддержать выступление «красных охранников» и собрать информацию об антимаоистских настроениях в провинции.

В одной из фракций верховодил подросток по имени Чжан Хун, жестокий отморозок и игрок по натуре. Вероятно, он видел, как один из пекинских эмиссаров присвоил ценный музейный экспонат, поделку из нефрита, и, не будь дураком, сцапал кое-что и для себя — ритуальную чашу эпохи династии Хань. Чжан Хун ничего не понимал в антиквариате, но все же котелок у него худо-бедно варил.

Через тридцать лет все переменилось. Революции давно вышли из моды. Теперь бал правят деньги. И Чжан Хун приезжает в Пекин, чтобы загнать подороже древнее гончарное изделие, которое стащил в старом лоянском музее. И моментально становится богатым.

Что предпримет отморозок вроде Чжан Хуна, если у него заведутся деньги? Станет ими сорить. У Чжан Хуна началась жизнь, о какой ему и не мечталось. Он селится в роскошной гостинице, цепляет девушку в ночном клубе и напропалую играет в карты.

Но очень скоро проигрывает все свои деньги и влезает в долги. Чжан Хун возвращается к торговцу, купившему у него ритуальную чашу, и просит помочь. Тот ему отказывает. Совершенно случайно Чжан Хун узнает на фотографии в лавке того самого сотрудника секретной службы, за которым подсматривал в лоянском музее. Его взрослый сын является деловым партнером этого торговца.

Чжан Хун решает пойти на шантаж, и через некоторое время его находят мертвым в гостиничном номере.

Сун Кайшань разлил подогретую рисовую настойку по фарфоровым стопочкам для себя и Мэй.

— Зачем вы рассказываете мне это?

— Ведь он шантажировал вас не только в связи с кражей музейного экспоната, не так ли? Хищение предметов национального достояния — мелкое преступление по сравнению с убийством. В Лояне многие лишились жизни. Скольких убили лично вы?

Мэй посмотрела на стопку с рисовой настойкой, но не притронулась к ней.

Сун покачал головой, засмеялся и выпил свою порцию.

— Боитесь? Думаете, я вам что-нибудь подсыпал? Мэй, у вас сложилось превратное представление обо мне! Я любил вашу мать. Возможно, до сих пор люблю. Хотя причинил ей немало горя. Я выслушал вашу историю. Послушайте теперь и меня. Я ждал этого момента тридцать лет. «Культурная революция»… В те времена безнравственные, отвратительные поступки были в порядке вещей. Люди убивали друг друга. Ваша мать задыхалась в этом беспределе.

Сун снова наполнил свою стопку и выпил.

— Лин Бай не раз называла в числе лучших качеств вашего отца целостность и отвагу. Но что толку от его отваги? Идти в одиночку против партии глупо, особенно в безумии «культурной революции». В результате и вы пострадали, попав вместе с родителями в трудовой лагерь строгого режима. Ваша мать предпочла не расставаться с мужем. Но он ничего не мог для нее сделать — ни защитить, ни прокормить. Какой смысл в подобной жертве?

— Просто моя мама любила отца.

— Или пыталась доказать самой себе, что любит!

Мэй молча смотрела на Суна. Слова застряли у нее в горле.

— Как бы то ни было, Лин Бай в отличие от вашего отца не могла позволить себе роскоши тешить собственное высокомерие и самовлюбленность. У нее на руках были две маленькие дочки. Ни вы, ни ваша младшая сестренка просто не смогли бы выжить в условиях трудового лагеря. Лин Бай вернулась и попросила меня помочь. Это было нелегко. Она своей рукой подписала себе приговор, нарушив верность партии и отправившись в лагерь с мужем. А партия не забывает и не прощает.

Я помог ей, хотя рисковал неимоверно. Лин Бай сделала то, что потребовала от нее партия, — дала показания против вашего отца. Естественно, ее уволили из министерства государственной безопасности, поскольку замужеством за диссидентом и всем своим поведением она дискредитировала себя. Однако, сдав мужа, Лин Бай спаслась сама и сохранила жизнь двум дочерям. Впоследствии я продолжал помогать вашей матери чем мог, подыскивал ей временную работу и жилье. Но в те годы мне с трудом удавалось защитить собственную семью.

Уже ближе к концу «культурной революции» я тоже попал в немилость. В тюрьме случайно повстречал вашего отца. До тех пор он помнился мне как умный, образованный человек, всегда готовый к общению, поэтому я был поражен, увидев сломленную личность. Большую часть времени он проводил, забившись в угол камеры и кашляя либо прихрамывая на прогулке в тюремном дворе. Если раздавался громкий звук или приближался охранник, он в ужасе моргал глазами и сжимался. И вообще вел себя как до предела напуганная птица, загнанная в клетку.