Неформат - [34]

— Блин! — расстроился Санька. — Это сколько же можно с таким баблом двойников завести, да и прочих подстав нагородить. Мы этот клубок сто лет распутывать будем, так?

А я спросил Николая, сколько еще времени он должен жить на этой квартире. И оказалось, что дела наши совсем плохи — он уже последний раз подстригся и через пять дней возвращается домой, у них и билеты уже куплены.

Это могло означать только одно — не позже, чем через пять дней Эфраим Плоткин покинет пределы России, а наш прайд, наоборот, останется в России и положит зубы на полку.

Наконец, Санька, покачиваясь, встал и провозгласил, что отпускание кенара Николая Кабанова на волю — это жест символический, приуроченный к переходу «на ты» двух поэтических душ, тише, тише, Света, я пошутил, но мы ведь правда перешли «на ты», ну вот. И должен сопровождаться народными гуляниями.

Николай, правда, слегка усомнился в способности Саньки доставить его к жене в целости и сохранности, чем страшно того обидел. После недолгих препирательств сошлись на том, что сначала отвозим Николая к жене, а затем или берем ее с собой, или отъезжаем в загул сами — там посмотрим. Санька явно собирался кутить до открытия пресловутого актерского агентства.

— Форму я, пожалуй, сниму, — задумчиво сказала Светик, — а то покойный деда осудит.

— О, дай поносить! — прикололся я. Очень мне вдруг захотелось проехаться по Москве на навороченном джипе, в генеральском мундире, с шофером.

— А хор-рошая мысль, — поддержал Санька без тени иронии. — Учитывая количество выпитого, без генерала на переднем сидении мне до Москвы не доехать. Денег на ментов не хватит.

Мундир оказался мне впору. Фуражка, правда, немного жала. Постовые нам козыряли. Санька смотрел на них мутным наглым взглядом, но ехал почти прямо. Я отечески кивал. Светик и Кабанов ржали на заднем сидении и сплетничали на театральные темы.

Мы остались ждать результатов переговоров Кольки с женой, но дождались лишь чпокнувшего в ночной тишине сдавленного глушителем выстрела, потом еще одного.

— Контрольный, — тупо констатировал Санька.

Тут же из подъезда выскочила черная фигура, запрыгнула в ближайшую машину. Санька выругался. Джип не заводился.

— Иммобилайзер! — заорал я. — Сними!

Джип рванул с места, габаритные фонари отъехавшей машины были еще видны.

— Урою, — пообещал Санька.

Огни приближались. Машина резко свернула направо, в переулок. Нас занесло. Закрутило. Санька сумел выровнять джип. Мы стояли поперек дороги. Санька тряс головой, как не вписавшийся в ворота баран.

— Я, пожалуй, выйду, — объявила Светик. — А то тянет иногда прогуляцца пешком по родному ночному городу, — она открыла дверцу.

— Да сиди уже! — в сердцах сказал Санька. — Будто я не вижу, что перебрал для автогонок. Я все ж профи, а не фраер.

— Профи? — хмыкнула Светик.

— Профи, профи, — подтвердил Санька. — Ты ведь хорошо стер мои отпечатки с его паспорта и мобильника, правда, Боренька? И номерок машины запомнил?

— Ахха… — слегка обалдело выдохнула Светик. — Номер че, правда засейфил?

— Я стер, — подтвердил я. — И запомнил. Съедь с дороги, а?

— Блянах! — вдруг заорала Светик. — Ты нах, волчьясыть, вид делал?! Ты нах утрамбовывал, что ни при чем? Ты знал, что Кабанова отмодерят!

Санька уже отъехал к обочине и обернулся:

— От… чего?

— Сотрут нах! Сделитят! — Светикину басу было явно тесно в джипе. — Ты, выходит, его к эшафоту подбросил, Оксюморон?!

Санька вдруг жалобно попросил:

— Боренька, ну скажи ей…

Мы стояли на обочине второстепенной дороги в ночной Москве, машины чиркали по темной полосе проезжей части, как сырые спички. В свете наших фар мирно фонил легкий дождь.

— Светик, — послушно сказал я, — это не от конкретного знания. Это — от общего знания. Что-то вроде личной гигиены. Ты ведь моешь руки перед едой не потому, что точно знаешь, что на них — холера.

— Птичку жаааалко, — вдруг всхлипнула она. — Сидели… пили… Он — актер, его место в буфете, а не на кладбище-е-е-еееее…

Вот так пририсованные Светику при первой встрече слезы стали реальными. Светик-Пьеро рыдала над провинциальным трагиком Кабановым, да и мне было жаль мужика. Санька тоже подозрительно покашливал.

Мы тихонько отъехали от обочины и поплелись в сторону центра. Светало. Очередной мент козырнул нашему джипу. Я снял генеральский мундир.

13. «Акела промахнулся»

Санька резко сломался. Сказал, что это уже вторая почти бессонная ночь, и что организм требует «сто минут сна». Никто не возражал. До открытия актерского агентства было достаточно времени.

Санька похрапывал за рулем, Светик свернулась на заднем сидении и уютно посапывала, а я, наконец-то, обрел возможность прислушаться к собственным мыслям. С момента появления Саньки в «Гоголе» он волок меня в кильватере своей инициативы. По праву ориентирующегося на местности. Да, к счастью, устал.

Второй труп всего за несколько дней меня категорически не устраивал. В этом усматривалась тоскливая закономерность и ожидание от судьбы вопроса: «Третьим будешь?»

Кто убил Кабанова? А, главное, зачем? То есть, даже не так. Прежде всего понять бы, кого убивал киллер — Кабанова или Плоткина? Кто мог заказать Кабанова? Да никто. Разве что сам Плоткин, чтобы обрубить концы, например. Но это не тот конец, который надо рубить. Даже если он как-то узнал, что Кабанова похитили. Наоборот, радоваться должен был, что не зря платил деньги. Кабанов изначально не знал и не мог знать ничего такого, что могло бы помочь найти Плоткина. Даже если предположить, что мы сумеем нарыть что-то в актерском агентстве, а мы наверняка не сумеем, то все равно убивать Кабанова было поздно.