Нефор - [37]

Дуст хлопнул его по плечу:

– Ты уснул что ли?! Пошли, начинается.

Гарик очнулся и до ушей его донёсся гул, предвещающий пустяк, который ещё полчаса назад мыслился главным событием лета.

У стадиона уже вытянулась зигзагообразная очередь. У единственного входа милиционеры наспех прохлопывали карманы рвущихся в слэм неформалов. Грустный человек в серой форме лениво – для порядка – дважды хлопнул Гарика по бокам, заметил бэйдж и демонстративно пожалел о лишних проделанных движениях. Он кивнул в сторону звука, и Гарик вошёл в эпицентр главного молодёжного события года. Дуст затерялся в гусенице очереди.

Со сцены, под ломаные ритмы барабанов, атмосферно лился гитарный delay – заканчивала саундчек последняя команда.

В отличие от крупных российских фестивалей, программа «Альтернативной Коммуникации» составлялась по принципу жребия, а не популярности групп. Формат концерта предполагал двадцатиминутный сет от каждого коллектива-участника.

Напротив сцены, развалившись на трибунах, потягивали из кружек похожий на чай коньяк члены уважаемого жюри во главе с Наумовым.

На стадионе «бочка» не перегружала барабанные перепонки, бас-гитара звучала распознаваемыми нотами, и можно было разговаривать, не надрывая связок.

На каждом большом концерте, в каждом уголке мира, обязательно присутствует работник сцены с густыми бровями, чей функционал составляет хождение перед мониторами и проверка готовности аппаратуры к представлению. У этого парня всегда длинные чёрные волосы, такие же чёрные джинсы, и футболка с надписью «Sepultura» или «Slayer». Он размашисто поправляет тёмную гриву и сосредоточенно переставляет микрофонные стойки. Точно такой, никому не известный человек сосредоточенно бродил по сцене и делал в микрофоны «раз-раз».

Наконец, настройка закончилась и на сцену поднялся Миша Птицын, которого весь неформальный Градск знал под прозвищем Стерх, и объявил начало рок-фестиваля. Его слова были встречены громогласным рёвом трёхтысячной толпы съехавшихся со всей области неформалов, и на сцену поднялись, с весны полюбившиеся публике, парни из группы «Мёртвый Вивальди».

Фестиваль открылся проверенной на «Погружении в Nirvan’у» кобейновской «School». Сумасшествие обрушилось на стадион. Со всех сторон от Гарика бесновались фигуры, влившиеся в общий фон. Фон этот густел гитарными рифами, хлестался волосами, ревел сорванными глотками и источал ток, тёрся пропитанными потом майками, нёсся в глубины и окраины галактики, лизал горячими языками. Подворачивались палящие рты, выплёвывающие слова и кричащие неистовства, впивающиеся в гортань. Жар не поднимался в воздух, оставаясь в «яме», пропитывая пространство духом всеобщего безумия, корчащегося потока драйва и воплей. Время сгнило, в один момент обернувшись единой секундой, – в ней замерли движения, атональность дисторшна въедалась в уши, проникая в мозг иглой пятикубового шприца. Впрыск нейронного слада, чертыхающиеся боги, треск освежающей волны – и снова гром – запалом мегатонн звукового взрыва. Справа прилетело… Удар в нос, кровь на балахон, на асфальт, черви, копошащиеся, стрелами вырывающиеся из груди – палят кожу, оставляя круглые ожоги – как от косяка – крах! Крах. Крах…

Болит шея… Ноют икры… Ком в горле. Першит. Нужно выпить.

Гарик поймал паузу и выкарабкался из толпы. В этот момент, прервав действо, Наумов вывалился на сцену и крикнул:

– Эй, пидоры!

Полуголая толпа замолкла. Сердечная дрожь на сиськах под мокрыми майками, как бриз на волнах…

– Заткнитесь все!

Пьяный Марк еле стоял на ногах, несмотря на самое начало феста. Он вгрызался в микрофон и махал свободной от кружки с коньяком рукой.

– «Приз Легенды» – то есть, блять, меня – вручается единственному честному среди всех вас, ху́евых маргиналов, музыканту!

Он выдержал паузу, глядя в толпу, решающую, что лучше – бросить в Легенду пивную банку или дослушать, и, выбросив вверх кулак, проревел:

– Бе-е-есу-у-у!

Кто-то сзади с энтузиазмом хлопнул Гарика по плечу. Обернувшись, он увидел Вентиля, растянувшегося в улыбке:

– Слышал?! Иди, принимай!

13

Женщина восточной наружности сбивала метлой сентябрьские яблоки с парковых веток, роняя плоды на пешеходную тропинку, иногда метко попадая по капоту припаркованной рядом новенькой «семёрки». Разбиваясь, они коровьими лепёшками коричневели на асфальте.

В голове Гарика гудела улица – с её шорохом, лиственным звездопадом и грязью, шипящей из-под шин проезжающих «восьмёрок», «девяток» и редких иномарок. Он сидел на скамейке лицом к решётке, отделявшей парк от проезжей части. Хандра – обязательный пункт осенней программы для творческого ума и ищущего сердца.

Более депрессивной картины, чем осенний Градск, вообразить сложно. Сентябрь опустошал и осчастливливал одновременно. Несмотря на начало осени, первый снег был уже близко. Он подлетал к промозглому городу задолго до конца листопада. Это значило, что через пару недель продажи крепкого алкоголя вырастут в несколько раз.

Думать не хотелось. Хотелось молчать, ничего не делать, наблюдать и наслаждаться. Но в этот сентябрь получить традиционное удовольствие не удавалось: в голове Гарика тяжёлыми слоями оседали события последних месяцев.