Нефертити. Роковая ошибка жены фараона - [99]
— Одного года будет достаточно, — подумав, сказал главнокомандующий, погрозив мощным кулаком аристократам с юга, сидящим по левую руку от визиря Эйе.
— Да вы что, собираетесь начать гражданскую войну? — вскочил со своего места высокий и худой, как и его умерший два года назад отец, Хаемхат, главный жрец храма Амона. Он был такой же.
— Никто войны в стране не начнёт, какими бы он словами ни прикрывался при этом, — властно проговорила Нефертити, тоже вставая. — Войско укреплять нужно, и власть фараона тоже, тут спорить не о чем. Но вот какими средствами это делать, тут вопрос пока оставим открытым. Все члены государственного совета должны подумать и предложить свои пути нашему величеству. А что касается похода в страну Ретену, так это, как сам видит наш повелитель, пока недостижимое дело. Но в будущем, когда центральная власть укрепится и будет создано крепкое большое войско, вполне возможное. Думаю, что на этом мы можем сегодня закончить? Я права, ваше величество? — повернулась к фараону старшая царица.
— Да, вы, как всегда, правы, — недовольно ответил Тутанхамон, — но к предложению Хоремхеба мы скоро вернёмся. Можете идти! — кивнул молодой человек придворным.
Заседание государственного совета закончилось. Его члены молча разошлись, недовольные и друг другом и фараоном.
3
Выходя из помещения, где проходило заседание, Нефертити подала знак Хоремхебу, чтобы тот шёл за ней. Они молча пересекли несколько пустынных залов и вошли в покои старшей царицы.
— Ты что, с ума сошёл? Кидаешься как бешеный на Эйе и предлагаешь мальчишке провести карательную экспедицию на юге страны? — бросила любовнику недовольная Нефертити. — Так ведь и правда можно развязать войну между севером и югом.
— Ты права, Нефи, я совсем потерял голову, — проговорил воин устало. — Но Эйе кого хочешь доведёт до озверения, червяк поганый. Так и хочется взять его и раздавить. Да потом, что-то уж больно жарко сегодня.
Он сорвал с себя парик, швырнул на пол, затем подошёл к круглому столику, на котором стояли стеклянные графины с прохладной водой, и вылил содержимое одного из них на голову. Вода потекла по мощной груди, на которой висели украшения из золота и драгоценных камней, по белой пышной набедренной повязке, больше напоминающей юбку.
— Вот так мне больше нравится, — проговорил Хоремхеб, улыбаясь. — Иди ко мне, я и тебя оболью.
— Ты как маленький ребёнок, — рассмеялась Нефертити. На её лице и следа не осталось от недовольства.
— Иди, иди. — И главнокомандующий, схватив графин, кинулся за царицей, которая, смеясь, как девчонка, метнулась в сторону.
Но Хоремхеб, подскочив к ней, скинул с головы царицы пышный парик и вылил воду на коротко стриженную изящную головку. Потом отшвырнул графин и, схватив Нефи в охапку, стал страстно её целовать. Мгновение, и, обняв друг друга, пара упала на кушетку. Через полчаса успокоившиеся любовники уже мирно беседовали.
— Нефи, я сегодня, как мы и договорились, отправляю нашего сына к визирю Парамесу к восточной границе в Нижней стране. Он усыновит его, и мальчик до поры до времени поживёт там в безопасности.
— Как я хочу обнять моего милого Сеси[21], — вздохнула царица.
— Ничего не поделаешь, это невозможно. Ты сама хорошо понимаешь, что сейчас тебе с ним встречаться нельзя. Кругом шныряет полно шпионов Эйе и жрецов Амона, они легко тебя выследят, если ты отправишься за город к нашему малышу. Тогда его будет просто невозможно спрятать.
— Я всё хорошо понимаю, можешь меня не убеждать. Чувствую, что наступают тяжёлые и опасные времена. Да ты ещё сегодня подлил масла в огонь, теперь все эти южане всполошатся: как же, молодой фараон хочет их извести и собирает уже войско для этого. — Царица шлёпнула любовника по плечу.
— Ладно, не горюй, — сказал Хоремхеб, вставая с кушетки и потягиваясь, — я ещё доберусь до этих южан. Заставлю их уважать и власть фараона и нашу тоже. Сейчас я пойду, дел много.
Он поцеловал Нефи, натянул набедренную повязку и быстро вышел из комнаты. Царица с улыбкой любовалась его красивой фигурой и грацией хищника, которая сквозила во всём мощном и одновременно изящном теле.
4
Между тем Эйе, которого так ненавидел Хоремхеб, не терял после заседания совета времени даром. Он сразу же направился на паланкине, который несли мощные чёрные рабы, в один из своих домов. Таких домов, больше напоминающих дворцы, он понастроил чуть ли не во всех районах города. Вскоре к нему скрытно, завернувшись в простой серый плащ и надев старый парик из пакли, пришёл главный жрец Амона Хаемхат. Им было о чём поговорить.
— Это наглый вызов всем нам! — выкрикивал высокий тощий жрец, брызгая от возмущения слюной и суетливо бегая по комнате с глухими побелёнными стенами. Только высоко под крышей в небольшое оконце падали скупые лучи дневного света. — Только мы избавились от этого сумасшедшего выродка, еретика из Ахетатона, и на тебе, его сынок со своим подручным Хоремхебом грозится всех нас перевешать, как бешеных собак!
— А остальным отрезать носы и уши. И сослать в какую-нибудь дыру, где можно заживо сгнить в полгода, как, например, в Чаре, окружённой малярийными болотами, — добавил Эйе, кивая длинной жёлтой головой, похожей на полувысохшую дыню.
Одному из самых известных правителей мировой истории — египетскому фараону Рамсесу II Великому (ох. 1311—1224 гг. до н. э.) — посвящён новый роман современного писателя О. Капустина.
Николай Николаевич Муравьёв начал военную службу в чине прапорщика в квартирмейстерском корпусе. Он принимал участие в отечественной войне 1812 года, командовал полком в русско-иранской войне 1826–1828 гг. и бригадой в русско-турецкой войне 1828–1829 гг., совершал дипломатические поездки в Хиву и Бухару, Египет и Турцию…«Звёздным часом» в жизни Муравьёва стал день 16 ноября 1855 года, когда во время крымской войны русские войска под его командованием, после шестимесячной осады, штурмом взяли город-крепость Карс.О прославленном военачальнике XIX века, генерале от инфантерии Н. Н. Муравьёве-Карском (1794–1866), рассказывает новый роман современного писателя-историка Олега Капустина.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.