Нефертити. Роковая ошибка жены фараона - [6]

   — Подними чуть повыше подбородок, сын мой, — бросил он и вновь углубился в рисование.

Эйе был не просто учеником, а приёмным сыном. У молодого человека рано умерли родители в тот чёрный год, когда завезённая из Азии болезнь косила сотнями тысяч жителей долины. Архитектор приютил сироту. Ему понравился сильный, целеустремлённый характер, который рано проявился в мальчике, его ум и сметливость.

Аменхотеп закончил набросок с натуры.

   — Теперь надо так эту находку воплотить в скульптуру, чтобы властное, вдохновлённое на подвиг выражение лица вросло бы в облик фараона. А не проявился бы вдруг на памятнике нашему властителю твой лик, мой мальчик, — улыбнулся архитектор. — Кстати, о чём ты думал с таким почти зверским видом, который свойственен воину перед кровопролитной битвой, а не юноше, ожидающему прихода времени любовного свидания?

   — Я думал о своей злосчастной судьбе и о том, что мне всё в жизни придётся брать с бою. Тогда как баловням судьбы то же самое будет просто падать с небес прямо в руки, только успевай подставлять, — мрачно проговорил Эйе.

   — Не ожесточай сам себя, мой мальчик. — Аменхотеп потрепал рукой, вымазанной цветными мелками, по плечу юноши. — Я буду заботиться о тебе до конца моих дней. Ты умён и хорошо образован. Из тебя получится отличный распорядитель работ. Ведь ты уже сейчас, можно сказать, единолично руководишь строительством храма. Хвала тебе, сын мой, за то, что ты освободил меня от ругани с неотёсанными мастеровыми, которые набили руку в примитивных приёмах работы и не хотят ни на йоту от них отступить, сделав что-то новое. А какое для меня было благо избавиться от нудных, выматывающих силы пререканий с вороватыми писцами и с глупыми, заносчивыми жрецами! У чернокожих в стране Куш больше развито чувство прекрасного, чем у наших заказчиков, требующих строить только по старинке. А ведь это такое счастье создавать что-то новое, видеть, как плоды твоей фантазии воплощаются в камне! Тебе, мой мальчик, больше нужно уделять внимания творческой стороне дела. Недаром я тебя столько лет учил архитектуре и скульптуре. В самовыражении, и только в нём, можно найти своё счастье, сынок.

   — У меня нет твоего таланта, отец, — решительно ответил юноша. — Моё призвание — руководить людьми, я это твёрдо знаю. Но кем тут руководить? Сотней провинциальных увальней?

   — Ха-ха-ха! — рассмеялся архитектор. — Умерь пока свою гордыню. Вот я дострою этот храм, а там, глядишь, получу заказ в Абидосе, а потом, может, и до столичных стовратных Фив доберёмся.

   — К концу жизни? Когда будем уже совсем дряхлыми стариками?

   — А ты хочешь получить всё сразу? Так бывает только в сказках или в снах.

   — Может, это вещие сны?

   — Что же тебе приснилось?

   — Я видел, как стою вот здесь, на холме, вместе с Тии и на наши головы вдруг опускается огромный сокол, а в его когтях блестит золотой урей[8].

   — А больше ты ничего не заметил? — пытливо глянул на своего приёмного сына архитектор.

   — Ну, там был ещё кто-то третий, рядом с нами...

   — И что он делал?

   — Судя по одеянию, он был из царского рода. Высокий юноша с копьём наперевес хотел меня пронзить.

   — Эх, сынок, сынок, — покачал головой Аменхотеп. — Боги предупреждают тебя не о славном будущем, а о бесславном конце, если ты побежишь за этим миражом. Ты внезапно превратишься в дряхлого старика, и копьё пронзит тебя. Не к добру эти сны. Боги точно хотят предупредить нас о чём-то{31}.

Ладно, — махнул рукой архитектор, — беги на свидание и спроси заодно Тии, не видела ли и она этого странного сна.

   — А откуда вы знаете, что я иду именно к ней?

   — Глупыш! Да разве в нашем городке можно чего-нибудь скрыть? О твоих отношениях с Тии не ведают только её отец и мать. Да и то, я уверен, они скоро обо всём прознают. У наших кумушек языки длинные. Вот тогда тебе устроит её мамаша такую головомойку, что ты позабудешь и о соколе, и о золотом знаке царской власти. Небо покажется с маленький листочек папируса. У главы земного гарема бога Мина тяжёлая рука!

   — Не накликайте на меня беду, отец, — взялся за висевший на шее оберег, зуб льва, юноша.

   — Беги, сынок, беги и не бойся ничего. Если случится то, о чём я тебе говорил, сразу же обращайся ко мне, я тебя выручу, ты же мой сын, — похлопал по плечу юношу Аменхотеп и направился к своему дому, построенному рядом с храмом.

Эйе благодарно улыбнулся и быстрой юношеской походкой направился к одному из проломов в обветшавшей городской стене по блестевшей в лунном свете дороге.

4

Юноша легко влез в небольшое окно, находящееся почти под потолком. Его худому и гибкому, как у змеи, телу подобное испытание было просто пустяком. Яркий свет луны падал на широкое ложе на полу, покрытое белоснежной льняной тканью. На нём лежала обнажённая Тии. Она задремала, ожидая любовника. Юноша затаил дыхание. Девушка была царственно прекрасна. Особенно поражала её белоснежная кожа, которая, казалось, светилась мягким светом.

   — Это ты? — спросила Тии, открывая глаза и потягиваясь. — А я даже заснула, ожидая тебя, день был таким хлопотным. Иди ко мне, — протянула она руки.